Книга Ложь - Тимоти Финдли

Я замерла.

— Сперва ты говоришь, что мне нужно только пойти с тобой в Дортуар, и все. А в следующую секунду заводишь речь о том, что я должна сделать что-то еще. Нет, Лоренс. Нет.

— Но… я имею в виду труп Колдера. Мне необходим свидетель.

Когда он произнес слово «свидетель», сетчатая дверь открылась, едва не ударив меня по лицу. Я еле успела посторониться — на пороге возникла Люси Грин и направилась вниз по лестнице. За нею проследовала Арабелла. Обе зашагали к автостоянке.

— Привет, — сказала я Люси.

— О-о, привет, — отозвалась она, но таким тоном, будто мы незнакомы. Арабелла же вообще промолчала.

Когда они отошли на безопасное расстояние, я сквозь сетку заглянула в холл. Там царила прохлада. А здесь было сущее пекло.

— Прошу тебя. — Лоренс опять взялся за уговоры. — Ты не понимаешь.

Совершенно верно. Я не понимала.

И стояла как каменная.

— Продолжай. Убеди меня.

— Нельзя допустить, чтобы это сошло им с рук, Ванесса.

Помолчав, я спросила:

— Что «это»?

— Помнишь, — сказал он, глядя в сторону «Росситера», где Петра как раз вышла на террасу, с пивом в одной руке и «Смертью в Венеции» в другой, — исчезновение Джимми Хоффы?[25]

— Конечно, помню. Его убили.

— Убили?

— Да. Убили и…

— Да?

— Джимми Хоффу убили, Лоренс. Это все знают. Убили и избавились от трупа.

— Убили и избавились от трупа…

— Да. — Я прихлопнула муху.

Петра расположилась на своей уютной террасе, посмотрела на океан. Я видела, как она вздохнула — с удовлетворением, — открыла книгу, глотнула пива. Интересно, почему Лоренс — раз уж ему так хочется играть в Шерлока Холмса — не выбрал ее на роль доктора Ватсона. Может, она слишком много читала и взяла бы над ним верх?

— Откуда ты знаешь, что его убили?

— Кого?

— Хоффу.

— Потому что он был убит. Это общеизвестно.

— Может, и общеизвестно — однако трупа никто не видел, Ванесса.

— Ну хорошо, Лоренс. К чему ты клонишь?

— По-моему, они опять сделали то же самое. Возможно, сделали то же самое и теперь готовятся ликвидировать еще один труп. Колдера. Только вот…

Я ждала.

— По-моему, не придумали пока, как это сделать. Да, пока. И поэтому… он лежит в Дортуаре.

Я глубоко вздохнула, прищурилась и, глядя на океан, подумала о том, что бы могло случиться, пропусти я сказанное мимо ушей. Подняла руку, ладонью заслонила глаза от слепящего блеска айсберга.

Айсберг.

Айсберг, про который мать малыша Терри Непоседы говорила, что на рисунке «кой-чего недостает». Во всяком случае, смысл был такой. «Кой-чего недостает… надо вот так». И подрисовала сама, ярко-зеленым.

Внезапно я прямо воочию увидела миссис Маддокс, как она — маленькая, безукоризненная, в итальянском костюме зеленого шелка — сидит у нас в холле, улыбается незнакомцам у нас в холле, в холле нашей… моей гостиницы, по которому ее муж только вчера прошел навстречу смерти.

— Ладно, Лоренс, — сказала я. — Ладно. Если я уступлю твоему нелепому капризу, пойду в Дортуар и осмотрю эти подозрительные останки, тогда ты — сразу после того как я их осмотрю — уступишь моему нелепому капризу и пойдешь со мной в комнату Лили Портер?

— Конечно, пойду. Конечно.

Я спустилась на дорожку.

— Тебе не кажется, что надо бы помахать Петре? Она ведь наблюдает за нами.

— Знаю, что наблюдает, — ответил Лоренс. — Сам ей и велел.

Ах, вот как Значит, он ее завербовал.

Вероятно, на роль миссис Хадсон.

...

96. В ранние послеобеденные часы Дортуар либо пустует, либо в нем обитают немногие отдыхающие члены персонала. Большинство студентов в это время дня идут после смены на пляж и спят себе там, жарясь на солнце. Я, правда, слышала далекие звуки радио, когда мы подходили к старой постройке, но во всем остальном она казалась необитаемой.

Рассказывая про Дортуар, я забыла упомянуть, что он служит не только жильем, там помещается еще и прачечная-автомат, которая распространяет очень приятные — по крайней мере, для меня — запахи мыльной воды, отбеливателя и чистых простынь. После лагеря все свидетельства чистоты — начиная от звука воды в душе и кончая запахом прачечной — стали величайшими удовольствиями моей жизни.

Двор по фасаду укрыт тенью огромных каштанов, и я не припомню случая, чтобы, вступая под их сень, не вспомнила строки: Под раскидистой кроной каштана / деревенская кузня стоит. Ощущение прошлого в их присутствии очень обостряется.

Лоренс желал полной непринужденности. И с этой целью устроил целое представление: со стороны казалось, будто он ведет оживленную беседу. На самом деле ничего подобного. Он рассказывал мне — вполголоса, — как наткнулся на тело Колдера, но сопровождал свой рассказ множеством совершенно неподходящих жестов и гримас, улыбок и смеха.

— Ты, наверно, помнишь, а может, и нет, что, когда сегодня утром звонила насчет фотографий, я не сразу подошел к телефону?

— Да, помню. Вдобавок ты запыхался.

— Верно. Мы с Петрой собирали белье в стирку.

— Собирали белье? И от этого ты запыхался? Со мной такого не бывает.

— Ну, может, тебе не приходится таскать узлы вверх-вниз по лестнице, Ванесса. А мы как раз таскали. Стирать была очередь Петры. В смысле принести белье сюда и дежурить возле машин. Она никогда не возражает — у нее всегда есть что почитать, и шум воды ей нравится. Думаю, действует как успокоительное. Ну так вот, она сидела тут с книжкой и вдруг почувствовала, будто потянуло холодом.

— Холодом? В такую-то жару?

— Она подумала точно так же. Решила, что все это как-то глючно. Встала и пошла посмотреть.

— Глючно?

— Ну, странно… необычно. Может, внезапный ливень или там буря… Вышла и видит: фургон со льдом…

Мы уже добрались до дверей прачечной и стояли у входа.

— Фургон со льдом? — переспросила я. Таких фургонов я не видела и не слышала о них Бог весть сколько лет.