Книга Сотня - Кэсс Морган

Что-то ярко-красное колыхалось на ветру. Возможно, это просто листок дерева, вот только поблизости других таких листьев видно не было. Беллами прищурился, сделал несколько шагов вперед, и в затылке у него странно закололо. Это была ленточка Октавии, та, которой она любила украшать прическу. Это было совершенно невозможно, ведь сестренка несколько дней не была в этой части леса. Но Беллами не мог ошибиться. Он где угодно узнал бы эту ленту. Есть вещи, которые невозможно забыть.

Коридоры были темны, когда Беллами стрелой мчался вверх по лестнице. Находиться вне дома после начала комендантского часа было чревато серьезными неприятностями, поэтому он спешил. Сегодня он пробрался по воздуховоду, слишком узкому для взрослого человека, в заброшенное складское помещение на палубе С, полное всевозможных сокровищ. Он нашел там шляпу, увенчанную забавной птичкой, коробку с надписью «восемь минут для пресса», что бы это ни значило, и красную ленточку. Она была обернута вокруг ручки странной сумки на колесиках. Свои находки Беллами обменял на рационные баллы – все, кроме ленты. Он не расстался бы с ней даже в обмен на месячный запас продовольственных брикетов. Беллами хотел подарить ее Октавии.

Приложив большой палец к сканеру, он осторожно отворил дверь и замер: внутри что-то двигалось. Это было ненормально, потому что в такое время мама обычно спала. Он тихонько шагнул вперед, просто чтобы лучше слышать, и слегка расслабился, когда его слух уловил знакомые звуки. Мама пела Октавии ее любимую колыбельную. Она обычно садилась на пол у дверцы шкафа и напевала, пока сестренка не уснет. Беллами вздохнул с облегчением. Вроде бы она в нормальном настроении и не станет на него орать или, того хуже, не начнет плакать. Когда у нее начинался приступ рыданий, Беллами всякий раз мечтал забраться в шкаф и сидеть там вместе с Октавией, пока мать не успокоится.

Пройдя в большую комнату, Беллами улыбнулся, увидев, что мама стоит на коленях возле шкафа.

Спи, дочурка, ай-лю-лю,

Тебе звездочку куплю.

Куплю звездочку одну,

А еще куплю луну…

В темноте раздался какой-то странный звук – это был сдавленный хрип. Вентиляция, что ли, снова шалит? Он сделал еще шаг вперед.

А когда луна зайдет,

Твоя очередь…

Беллами снова услышал сдавленный звук, который на этот раз был скорее похож на всхлип.

– Мам? – Он сделал еще шаг.

Мать склонилась над чем-то, лежащим на полу.

– Мам! – взвыл Беллами и бросился вперед.

Руки матери обхватили шейку Октавии, и даже в темноте Беллами разглядел, что лицо сестренки посинело.

Он оттолкнул мать и схватил Октавию на руки. Один жуткий, леденящий сердце миг он был уверен, что сестра мертва, но потом она вздрогнула и закашлялась. Беллами вздохнул, и его сердце пустилось в галоп.

– Мы просто играли,– слабым голосом сказала мама.– Она не могла заснуть. Поэтому мы стали играть.

Беллами крепче прижал к себе Октавию. Успокаивая ее, он тупо смотрел в стенку, и его охватило странное чувство. Он не совсем понимал, чего хотела мама, но точно знал – она непременно попробует сделать это снова.

Беллами встал на цыпочки и потянулся к ленте. Его пальцы нащупали знакомый сатин, и он понял, что ленточка не зацепилась за ветку, нет – она к чему-то привязана. Может, кто-то нашел ленту в лесу и привязал ее к дереву, чтобы она не пропала? Но что помешало просто принести свою находку в лагерь? Он рассеянно провел рукой по ветке, ощущая, как кора царапает кожу, и вдруг замер. Там, где должен был начинаться ствол, его пальцы наткнулись на что-то непонятное. Может быть, это птичье гнездо?

Беллами ухватился за край находки, потянул – и в ужасе понял, что на него сыплется содержимое аптечки, которую они с Кларк недавно принесли в лагерь. Таблетки, шприцы, пузырьки – все это в беспорядке валялось на траве у его ног. Мысли Беллами заметались, ища объяснений – каких угодно, лишь бы остановить растущую в душе панику.

Беллами со стоном опустился на траву. Значит, все правда. Октавия действительно украла медикаменты и спрятала их на дереве, а свою ленточку для волос использовала как ориентир. Он только не мог понять, зачем ей это понадобилось. Может быть, сестра хотела обезопасить их обоих на случай болезни и собиралась взять аптечку с собой, когда они отправятся в путь?

Но тут в его ушах снова зазвучали слова Грэхема: «Мы не можем допустить, чтобы еще кто-то умер только потому, что твоя маленькая сестричка – наркоманка».

Парнишка, который стоял на страже у палатки-лазарета, спал. Он едва успел вскочить на ноги и пробормотать: «Эй, туда нельзя!» – когда Беллами откинул полог и вошел внутрь. Быстро осмотревшись, он убедился, что в палатке нет никого, кроме раненой подруги Кларк, и направился к койке Октавии. Сестра сидела на постели, скрестив по-турецки ноги, и заплетала косу.

– Что за хрень ты вытворяешь, а? – прошипел он.

– Ты о чем? – В ее голосе звучала смесь скуки и раздражения.

Словно они снова были в детском центре, и он, как обычно, спрашивал, сделала ли она уроки.

Беллами швырнул в сестру лентой и поморщился, увидев ужас на ее лице.

– Я не… – забормотала она,– это не…

– Завязывай с этим дерьмом,– рявкнул Беллами.– Пока ты тут плетешь свои хреновы косички, эта девчонка умирает прямо у тебя перед носом.

Взгляд Октавии метнулся к Талии и переместился на пол.

– Я же не знала, что ей на самом деле так плохо,– тихо проговорила она.– Кларк ведь уже дала ей лекарство. Я потом поняла, что ей еще нужно, но было уже поздно. Я не могла признаться, ты же видел, какие они были злющие. Они что угодно могли со мной сделать.– Октавия снова подняла взгляд: ее темно-голубые глаза полнились слезами.– Даже ты меня теперь ненавидишь, хоть ты и мой брат.

Беллами, вздохнув, уселся рядом с сестрой.

– Я не ненавижу тебя.– Он взял ее руку в свои и тихонько сжал.– Я просто не понимаю. Зачем ты это сделала? Пожалуйста, скажи правду.

Октивия молчала. Беллами почувствовал, как ее ладошка увлажнилась и начала дрожать.

– О? – Он выпустил ее руку.

– Мне нужно было,– тоненьким голоском отозвалась сестра.– Я без них спать не могу.– Она помолчала, закрыв глаза.– Вначале это было только по ночам. Мне снились эти ужасные сны, и нянечка в детском центре давала мне лекарство, чтоб я могла уснуть. Но потом стало еще хуже. Иногда я даже дышать не могла, мне казалось, что весь мир на меня наваливается, и давит, и плющит… А нянечка больше не давала таблеток, даже когда я просила, и тогда я стала красть их. Только от них мне становилось легче.

Беллами уставился на нее:

– Так вот что ты украла? – спросил он, прозревая.– Вовсе не еду для малышей в детском центре, а колеса?

Октавия молча кивнула, в ее глазах стояли слезы.