Книга Демон - Александр Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Погоди-ка минутку, — растерялся Найл. — Какое отношение имеет вера в бога к изучению мира?
— Самое прямое. Ведь Бог, это творец и неотъемлемая часть Вселенной. Изучая мир, мы постигает Бога. Недаром именно священнослужители создали принципы, базовые постулаты того, что в дальнейшем начали называть «современной наукой». Вспомни, монах Грегор Мендель заложил основы генетики, монах Уильям Оккам ввел основные постулаты философии, которые оказались применимы в других областях естествознания, монах Мерсенн Марен изобрел зеркальный телескоп, измерил скорость звука в воздухе и создал само понятие баллистики. Мало кто вспоминает, что именно для изучения божественного присутствия в природе был основан иезуитами первый в истории человечества университет в Алькале. Изобретение компаса, парусного снаряжения, картографии — побочный эффект. Мало кто вспоминает, что именно религиозные мотивы побудили медиков разработать методику «кесарева сечения». Священник не мог причастить умирающую при родах роженицу, потому что в ее плоти присутствовал некрещеный младенец. Во имя Веры требовалось обязательно разделить крещеную мать и некрещеного младенца. То, что в результате операции зачастую оба оказывались живы — побочный эффект. Мало кто вспоминает, что именно вопрос единобожия поднимался Джордано Бруно в постулате о множественности миров. Если миров много, то один ли Бог для всех? А прикладная астрономия — побочный эффект. Мало кто вспоминает, что именно вопрос количественного присутствия божественной сути в предметах постулировался Иоганном Экхартом при разработке теории бесконечно малых величин, именно вопросы Бога, высшего абсолюта как совпадения противоположностей, тождества бесконечного максимума и бесконечного минимума занимали ближайшего советника папы Пия II, кардинала Николая Кузанского при его изысканиях. То, что разработанные в теологических целях методики исчисления бесконечных величин и квадратуры круга затем использовались в математических расчетах вплоть до двадцать второго века — побочный эффект.
Стигмастер отступил и склонил голову набок, с интересом глядя на правителя:
— Я тебя не очень утомил, Найл? Вообще-то эти примеры можно приводить до бесконечности. Точнее, примерно до семнадцатого века. После победного шествия по Европе протестантизма наука рассыпалась, перестала существовать. Прагматичный подход представителей новой веры отделил церковь, как предмет для отправления естественных духовных надобностей, а науку — как прикладное ремесло для развития производственных технологий. Из науки ушла душа, исчезла цель ее существования. Она умерла, стала просто нагромождением фактов. Новые люди стали строить новое ремесло на уцелевших осколках былого знания. Мне странно слышать это от тебя, — покачал головою Найл, — именно от тебя, не от кого-то еще. Ведь сам факт твоего существования показывает, насколько совершенной оказалась «мертвая наука».
— Ничего он не доказывает, — погладил свою окладистую бороду Стигмастер. — Ведь ты не знаешь, кем бы я стал, если бы при моем проектировании учитывались не просто маршруты перемещения электрических сигналов, но и величина абсолюта, которая накапливается в схемах. Кто знает, может тогда я разговаривал бы с тобой не только исходя из программ, генераторов случайных чисел, различных матприложений и накопленной в базах данных памяти? Может, имелись бы и другие мотивы и принципы восприятия? К тому же, существование сложного изделия свидетельствует не о знании цивилизации, а о развитости инфраструктур. Вот скажи, Найл: ты хорошо знаешь устройство лампочки накаливания. Почему ты не организуешь во дворце электрическое освещение?
Посланник усмехнулся.
— Вот именно, — кивнул старик. Знать мало. Нужно иметь производство стекла, вольфрама, проводов, электрогенераторов, нужно иметь в своем распоряжении огромное количество металла, горнодобывающую промышленность, химию, металлургию. Огромное массовое производство. А мелкие штучные вещи ничего не изменят. Про электричество люди знают уже пять тысяч лет. Первые гальванические элементы найдены еще в древнем Шумере. Если люди изготавливали элементы, значит, они умели использовать их качества. Ну и что? Всей меди, которая имелась в стране и покоренных землях, вряд ли хватило бы, чтобы электрифицировать хотя бы царский дворец.
— И тем не менее, ты существуешь, а в семнадцатом веке ничего похожего и близко не имелось. Получается, наука все-таки смогла двинуться далеко вперед.
— И опять неправда, — сложил ладони перед лицом Стииг. — Мы просто не знаем уровня утраченных знаний. Но можем их примерно оценить. Например, по картам четырнадцатого-шестнадцатого веков. Дошедший до новейших времен фрагмент карты турецкого адмирала Пири Рейса удалось продублировать на основе ново-научных методик только в конце двадцатого века! Дело в том, что на ней точно и подробно изображены Антарктида, и окружающие ее архипелаги, скрытые многокилометровым слоем льда. Каким образом, откуда взялись подобные сведения у многочисленных Меркаторов, Оронсов Фине, Ортелиев и других картографов тех времен — неизвестно. Этого не объяснить даже вмешательством пришельцев и чудесными полетами вокруг земного шара: ведь очертаний Антарктиды и островов увидеть простым взглядом невозможно. Тайна создания карт исчезла вместе с обрушившейся наукой. А начиная с семнадцатого века карты стали хуже на несколько порядков. Новая наука поднимала новую картографию практически с нуля.
— А те летающие корабли, о которых ты рассказывал в прошлый раз, — вспомнил Найл. — Получается, они появлялись во времена «истинной» науки?
— Упоминания о подобных фактах теряются в глубине времен, но первые письменные свидетельства относятся примерно к десятому веку, — подтвердил Стииг.
— А каков уровень развития науки к двенадцатому веку?
— Можно сказать, в это время человечество приближалось к пику своего развития, если оценивать его не с точки зрения количества потребляемых ресурсов, а с точки зрения духовности человека, его безопасности, роста знания, освоения новых земель, стабильности.
— Безопасность и стабильность при феодализме? При повсеместном праве сильного?
— Не нужно перебарщивать, — улыбнулся Стииг. — Ну о каком праве сильного может идти речь в странах, где на трон сплошь и рядом поднимались младенцы? Это они, что ли, самые сильные? Закон, обычай, порядок. Стабильная иерархическая структура с выборными должностями на низших ступенях управления, там где крестьянин лично знал старосту, за которого голосует, а ремесленник лично знал главу цеха; и профессиональные управленцы на высших должностях, воспитанные правителями по праву рождения, и контролируемые целым сонмом духовников, представителей дворянства и воспитателями, дабы не допустить к власти человека с подленькой натурой. Накладки случались везде, но во времена феодализма их было намного меньше, чем потом, когда во главу государства человек ставился прямым голосованием избирателей, никогда в жизни не видевших воочию того, кого поднимают на высшую должность, не говоривших с ним, не понимающих толком, что он из себя представляет.
— А я, кстати, воочию видел одного из дворян двенадцатого века, — сообщил правитель.
— Где? — встрепенулся Стигмастер.