Книга Братство Света - Рональд Колд

Теперь эливенер попытался повернуть глаза змеи и найти в чаще нужные ему объекты. Как он и подозревал, лес скрывал целую группу спрутов, выбравшихся на сушу и теперь выстраивающихся в походную колонну. Мысленно извинившись перед рептилией, отец Вельд насильно заставил ее спуститься по стволу поближе.

На затылке серого монстра, располагающегося прямо под деревом, возникло движение. Кожистый капюшон откинулся, и прямо из тела спрута показалась голова человека, скрытая шлемом.

Вельд принялся водить из стороны в сторону змеиной шеей, стараясь получше рассмотреть весь отряд. Спрутов в лесу скопилось немало. Из недр каждого восьмилапого показались люди, собравшиеся на небольшой полянке, чтобы обсудить план дальнейших действий. К своему превеликому сожалению эливенер отметил, что змеиное зрение значительно уступает слуху. Спруты подняли в кустарнике такой тарарам, что услышать их разговор не представлялось возможным.

Тогда эливенер вызвал иир’ова и передал ему картинку, которую видел перед собой. Еще несколько мгновений, и Вельд почувствовал, что вторая змеиная голова просыпается. Мутант, принимающий ментальное послание эливенера, зашипел, когда его сознание принялось раздваиваться вместе с мысленной картиной. Одновременно человек и лемут подавили ментальную активность.

«Вот так, наверное, и становятся шизофрениками», — подумал седобородый, держась за голову. Как только окружающая действительность перестала двоиться, старик послал иир’ова изображение атакованной спрутами пироги Нечистого и поспешил на помощь метсу.

Кен горящими глазами следил из чащи за тем, как серые туши спрутов оставляют слуг нечистого в покое, и одна за другой направляются к противоположному берегу. Пирога на двух веслах уже скрипела кожаным днищем по илистому дну. Работорговец, могучий мужчина в пестрых штанах, сшитых из разноцветных лоскутьев, и в толстой кожаной безрукавке мехом наружу, спорил со своим лучником, пока выбившиеся из сил росомахи отдыхали. Разговор велся на чудовищно исковерканном батви, но метса перед рейдом на юг прекрасно обучили понимать пиратский диалект.

— А я тебе говорю, Череп, что нам не дадут вернуться к своим на веслах. У меня нет ни малейшего желания еще раз драться с этими водоплавающими слизнями. Бросаем лодку, и ноги в руки…

— Тебе Юлл, может, и плевать, а я сам сшивал и конопатил эту пирогу. Пусть лемуты вытаскивают ее на берег, замаскируем ветвями, и пойдем берегом, раз уж по-другому никак нельзя. После победы вернемся за ней.

— Будь по-твоему, скряга, будь по-твоему…

Виновный в смерти атвианских разведчиков Юлл первым спрыгнул, с борта и погрузился по колено в воду. Тяжело ворочая сапогами в густом иле, он развернулся и схватил пирогу за борт.

— А ну, пошевеливайтесь, собаки! Я что же, один буду волочь ее, что ли?

Вначале лемуты, а потом и Череп спрыгнули за борт и потащили свое легкое суденышко к берегу.

Метс подобрался, готовясь к схватке. Одна его рука сжимала гладкий речной камень величиной с куриное яйцо, вторая саблю. Случись у него сейчас лук или хотя бы праща, он перебил бы всех четверых слуг Нечистого, совершенно не рискуя жизнью. Но пришлось довольствоваться тем, что Небеса дали возможность сразиться с ними врукопашную. По крайней мере, на стороне атвианского следопыта внезапность, а это уже немало в скоротечной схватке.

Когда солдаты Нечистого приблизились настолько, что возникла опасность быть учуянными росомахами, метс с истошным воем выскочил из чащи. Он умел вопить громко, словно раненый зверь или умирающий Ревун. Пока не отзвучал длинный парализующий крик, ни один из его противников не успел ничего предпринять. Они лишь стояли, держась за борт пироги, с широко разинутыми ртами, вперив в атаковавшего их человека широко раскрытые от удивления глаза. В несколько прыжков Кен покрыл расстояние до воды и метнул камень.

Череп, пришедший в себя первым и рванувшийся за оставленным в пироге луком, получил удар в лысую башку, послужившую причиной возникновения его клички. Камень разбил голову и, похоже, выбил ему мозги. Юлл, действительно, оказался сообразительным малым. Он в один прыжок заскочил в пирогу, при этом крикнув лемутам громовым голосом:

— Взять его, он же один! Вырвите ему кишки и принесите в лодку голову негодяя!

Росомахи кинулись на следопыта, который расчетливо остановился на берегу. На лесной тропинке он вряд ли решился бы схватиться сразу с двумя лемутами этой породы. Да что там, и с одним он предпочел бы иметь дело лишь в шлеме, со щитом и топором. Но тяжелые хищники вязли в топком иле, что значительно сковывало их движения. По крайней мере, не приходилось опасаться коротких прыжков, которыми Люди-росомахи могли сшибить с ног любого, кто отважился биться с ними грудь в грудь, полагаясь на силу. Самым приятным обстоятельством оказалось то, что лемуты то ли оставили свое оружие в лодке, то ли вообще его не имели, являясь гребцами на пиратской пироге.

Первого же врага, достигшего берега, метс встретил быстрым выпадом, едва успев увернуться от когтистой лапы, чуть не разворотившей северянину лицо. Росомаха еще не знала, что умирает — острый клинок не только глубоко вошел в плоть, но скользнув по грудинной кости, распорол аорту. Тем не менее, разведчику пришлось отступить перед яростно ревущим и хаотично размахивающим передними лапами лемутом. Второй слуга Нечистого рванулся обойти метса сзади, как это делают любые хищники, атакующие сворой, но ил и вода не позволили ему прыгнуть. Запнувшись о корягу, враг помедлил, и метс успел нанести ему удар в плечо. Но тут острота клинка сыграла с новым владельцем злую шутку: вместо того, чтобы отрубить лапу или разрубить шею, голубая сталь легкой сабли, наткнувшись на кость, проехалась вдоль нее, срезав длинный тонкий слой шкуры с лапы врага. Метс провалился на ударе вперед и почувствовал, как прямо над затылком прошла лапа раненого лемута. Северянин рванулся, выпрямляясь, но он оказался недостаточно быстр — одуревший от боли в плече мутант успел рубануть его лапой по ребрам. Удар едва не вышиб из метса дух, он застонал и попятился, благодаря Всевышнего за то, что когти зверя лишь разорвали одежду, а не плоть. Тем не менее, пришлось отступать, перебросив саблю в левую руку и держась за ушибленный бок.

Визжа и клацая зубами, лемуты наступали, правда глаза одного из них уже покрыла смертная пелена, а из груди фонтаном била кровь. На суше прыгучие твари получили определенное преимущество, каковым не преминули воспользоваться. Мутант, раненый Кеном в плечо, совершил короткий бросок в ноги, метя лапами северянину под коленки, а оскаленной головой — в низ живота.

Бросок твари был подобен выстрелу из катапульты. Метса спасло лишь то, что он, пятясь, запнулся о корягу и полетел спиной назад одновременно с рывком лемута. Когтистые лапы вместо коленных связок располосовали мелькнувшие в воздухе голенища сапог, а зубы лязгнули в пустоте. Падая, северянин умудрился ударить росомаху по затылку эфесом, благо голова твари оказалась в опасной близости от человека. Плюхнувшись на загривок во влажную грязь, разведчик быстро перекатился и вскочил на ноги. В боку что-то хрустнуло, и он подумал: