Книга Кельтика - Роберт Холдсток

— Не очень-то ты им помогаешь, — заметил пес Кунхавал.

— Помогаю как могу, я стараюсь не слишком много отдавать.

— Остальные отдали много за свои долгие жизни, — сказал Опустошитель с упреком.

— Поэтому они постарели и потемнели, — зло парировал я. — Постарели и потемнели.

— Зато теперь они мудрее, а мир им по-прежнему интересен, — заявила Синизало — дитя, поучающее другое дитя.

Я поймал взгляд юноши, который смотрел на меня через траву, его темный капюшон был откинут. Маска на лице Синизало была моим собственным лицом, хотя и без бороды, без морщин, без загара, необветренное, без шрамов от колючек и когтей птицы. Тут я почувствовал, что чьи-то руки трогают мои ботинки.

— Ну надо же, зашнурованы! — издевалась Синизало. — Он решил хотя бы одну проблему.

В этот момент все тени растворились в лесу. Последние слова, которые я услышал, принадлежали Опустошителю:

— Я слежу за тобой, когда могу.

— Из пещер, через оракулов. Теперь я все понял. Я никогда не узнавал тебя.

— Я не вмешивался. Я просто был рядом и наблюдал. Но сейчас за тобой следует куда более пронзительный взгляд.

— Пронзительный взгляд? Чей?

— Взгляд того, кто сбился с пути, Мерлин. Она тоже сбилась с пути и перешла реку, но прячется от нас и прячется от тебя. Вы были лучшими друзьями тогда, когда мы играли у водопада. Вы вместе играли, вместе учились и даже придумали свой собственный язык. Разве ты забыл?

— Да… хотя иногда вспоминаю… только чуть-чуть. Я любил ее… помню, мне было очень грустно расставаться. Это было так давно.

— Но теперь она тебя ненавидит. Гнев изменил ее.

— Но почему? За все века моих странствий я не встречал никого из тех. Я даже начал сомневаться, что они еще живы. Мне всегда было одиноко.

— Вы все одиноки. Пока не приходит время возвращаться домой. Все, кроме двоих, скоро будут дома.

— Так как же она может ненавидеть меня?

— Поройся в прошлом. Однако она рядом, она наблюдает. Затаись, — возможно, тебе удастся ее увидеть. Больше ничем не могу тебе помочь. Ты уже научился завязывать шнурки. Уже много лесов выросли, отцвели и умерли, прежде чем случилось это чудо! Теперь учись развязывать другие узлы. И убеди себя, что стареть можно со вкусом.

Ветер пробежался по траве. Все тени прошлого исчезли. Я сидел в раздумьях, солнце скрылось за тучу, стало прохладнее. Мои конечности отяжелели. Я попытался встать, но не смог. И тогда я услышал шум падающей воды. Мне удалось повернуться и посмотреть сквозь редкие деревья на искрящийся пруд, его поверхность была идеально гладкой почти все время, хотя со скалы падал целый каскад прозрачной воды.

Это был мой дом, место, где я играл.

Она сидела там и смотрела на меня. На ней было платье из оленьей кожи и овечьей шерсти, украшенное отполированными ракушками и раскрашенными камнями. В руках был небольшой лук, она пыталась натянуть тетиву потуже, стрела со сливой на конце была вставлена в луку — сейчас она выстрелит. Длинные прямые волосы, матово-черные, в какой-то момент упали ей на лицо, и я воспользовался этим, чтобы отскочить в сторону, но она это почувствовала и с закрытыми глазами. Слива ударила меня в грудь и расплющилась. Она торжествующе засмеялась, откидывая волосы с лица. Ликующий взгляд дразнил.

— Я попала! Попала! Тебе от меня не спрятаться.

Помню, я страшно разозлился. А когда бросился к ней, чтобы столкнуть ее в пруд, она со всех ног унеслась прочь. Я свалился в воду один.

А озорные глаза смотрели с берега, как я барахтаюсь в пруду.

С ней что-то происходит! Вдруг она начала изменяться! Теперь она злая, съежившаяся, старая! Она пристально вглядывается в меня из-под своей блестящей вуали, полная злобы, полная жестокости. Пронзительные глаза, ненавидящий взгляд!

Она неожиданно исчезла, оставив меня совершенно разбитым и потрясенным.

Девочка с нарисованными на щеках стрелами пристально смотрела на меня. Она держала меня за уши и трясла, зовя по имени. Я сразу же узнал Мунду. Когда она поняла, что я снова среди живых, она присела рядом и подобрала два толстокожих яблока.

— Это тебе, — сказала она. — Тебе нужно поесть. Так сказал папа.

— Спасибо.

— А с кем ты разговаривал? — спросила она, пока я расправлялся с первым плодом.

Ее вопрос застал меня врасплох. Давно ли она наблюдает за мной? Я встал и огляделся, потом перевязал узелок на моих ботинках из оленьей кожи. Узлы были в порядке, но я заново их завязал, словно во сне. Ошеломленная Мунда наблюдала за мной.

Оказывается, за мной следили! Следил тот, кто сам сбился с пути! Я пытался угадать. Кто же второй, любой из моих детских воспоминаний? Но даже эпизод у водопада был мимолетным, растворился как сон, оставив в памяти только глаза, жуткие глаза. Была ли эта встреча наяву? Или Страна Призраков пробудила мои собственные воспоминания и я сам упрекал себя за то, что не хочу поддаваться старению?

Я не мог сосредоточиться, не мог разобраться. Побывал ли я дома, в том мире моего детства, пройдя через Дух Арго?

Ничего не вышло, встреча казалась какой-то нереальной. Передо мной стояла только Мунда и хмуро смотрела на меня.

— Папа говорил, что ты странный. Нужно больше кушать, — говорила мне девочка, понимающе кивая.

Потом она взяла меня за руку и повела через лес туда, где Урта и его сын боролись за обладание маленьким бронзовым кинжалом. Три женщины в темных одеяниях молча стояли у кромки леса, одна из них улыбалась, глядя на их игры.

— Мне пора идти, — позвал меня Урта, который лежал прижатый к земле своим решительным сыном. — Я должен идти на восток. Мне нужно действовать, а ты должен пойти со мной, Мерлин.

Неожиданно он перекинул мальчика через голову, повернулся и издал победный клич, переворачивая маленького воина вверх ногами.

— Первый урок жизни: никогда не рассчитывай, что твой отец будет драться честно! — рассмеялся он.

Потом Урта подхватил обоих детей и зажал под мышками, как поросят. Он подошел ко мне и сказал:

— Ты прав, Мерлин, дети большая обуза, чем мне раньше казалось. Как думаешь, сможет наша скифская подруга Улланна разделать и зажарить этих двух маленьких кабанчиков?

— Без всякого сомнения. Боюсь только, ей не понравится готовить дичь, которую не она поймала.

Урта зарычал, а дети визжали и вырывались.

— Очень мудрая мысль. Думаю, ты прав. Может быть, когда вернемся?

— Конечно. Если от них много хлопот, мы их обязательно зажарим и устроим праздник.

— Я ничей праздник! — вопил Кимон, слегка встревожившись, но при этом хохоча, потому что отец щупал его ребрышки.

— Ах, ничей праздник! Ладно, Ничей тоже был хорошим человеком, насколько я знаю. Мы и его пригласим на наш праздник.