Книга Дева в голубом - Трейси Шевалье

— Кальвин был против поклонения Деве Марии. Он верил в прямое, без посредников, общение человека с Богом. Она же только мешает такому общению. К тому же Дева Мария принадлежит католической традиции. Поэтому странно, что Турнье дали дочери такое имя.

— Мари, — задумчиво повторила я.

Жан Поль захлопнул Библию и прикоснулся к золотистому листу на обложке.

— Жан Поль.

Он повернулся ко мне. Глаза его блестели.

— Пошли ко мне. — Слова эти вырвались у меня совершенно неожиданно.

Выражение его лица осталось прежним, но что-то между нами произошло, словно ветер задул в противоположном направлении.

— Я на работе, Элла.

— Ну так после работы.

— А ваш муж?

— Он в отъезде. — Вся эта сцена показалась мне вдруг унизительной. — Ладно, забыли, — проговорила я и начала подниматься со стула, но он остановил меня, положив руку на ладонь. Я вновь вернулась на свое место. Он бросил взгляд на дверь и убрал руку.

— Придете сегодня в одно место? — спросил он.

— Куда именно?

Жан Поль нацарапал что-то на клочке бумаги.

— Одиннадцать — самое время.

— Да о чем вы.

— Сюрприз. — Он покачал головой. — Приходите, сами увидите.

Я приняла душ и занялась своим внешним видом. Давно уж я не тратила столько времени на себя, при том что понятия не имела, куда предстоит идти. Жан Поль просто написал какой-то адрес в Лаво, городке в двенадцати милях отсюда. Это мог быть ресторан, дом друга, кегельбан — да что угодно.

То, что он сказал накануне о моем наряде, не выходило у меня из головы. Не уверена, что это было сказано в осуждение, но все равно я перерыла весь гардероб в поисках чего-нибудь поярче и в конце концов остановилась на бледно-желтом платье без рукавов. Больше в этом роде все равно ничего не было, да и чувствовала я себя в нем удобно, а если добавить коричневые сандалии и немного помады, то и выглядела очень даже прилично. Конечно, соперничать с француженками, которые и в джинсах и безрукавке выглядят стильно, я не могла, но, в общем, сойдет.

Я уже закрывала за собой дверь, когда раздался телефонный звонок. Я успела взять трубку до того, как включился автоответчик.

— Привет, я вытащил тебя из постели?

— Это ты, Рик? Да нет, напротив, я… э-э… как раз собиралась выйти прогуляться. К мосту.

— Прогуляться в одиннадцать вечера?

— Ну да, у нас тут душно, да и скучно как-то стало. Ты откуда звонишь?

— Из гостиницы.

Я попыталась вспомнить, где эта гостиница, в Гамбурге или во Франкфурте.

— Как прошла встреча?

— Прекрасно.

Пока Рик рассказывал, чем занимался весь день, я собралась с мыслями. Тем не менее, когда он спросил, а как у меня прошло время, я не смогла придумать ответа, который ему хотелось бы услышать.

— Да так, как обычно, — поспешно откликнулась я. — Когда возвращаешься?

— В воскресенье. По дороге надо будет ненадолго остановиться в Париже. Эй, детка, а что сейчас на тебе?

Это была наша старая телефонная игра: один перечислял, что надето, другой занимался раздеванием. Я опустила взгляд на платье и туфли. Сейчас я просто не могла ему сказать, что на мне, и объяснить, почему не могу играть.

К счастью, он сам меня выручил:

— Ладно, вешай трубку, мне из города звонят.

— Пока, до встречи.

— Целую.

Раздались гудки отбоя.

Я выждала несколько минут, вдруг Рик позвонит снова. Самочувствие было отвратительное.

В машине я продолжала твердить себе: «Элла, еще не поздно вернуться». Тебе нет никакой нужды затевать эту авантюру. Можно доехать до места, поставить машину на стоянку, дойти до двери, или чего там еще, и повернуть назад. Можешь даже повидаться с ним, провести время, и все будет совершенно невинно и ты вернешься домой чистой и нетронутой. В буквальном смысле.

Лаво, городок, в центре которого возвышался монастырь, раза в три превосходил размерами Лиль-сюр-Тарн. Здесь был старый квартал и некое подобие ночной жизни: кинотеатр, несколько ресторанов, два-три бара. Я сверилась с картой, поставила машину неподалеку от собора, неуклюжего каменного сооружения с восьмиугольной башней, и пошла в старый город. При всех соблазнах ночной жизни, никого вокруг видно не было: все ставн закрыты, свет везде потушен.

Нужное место я нашла сразу, да и трудно было не заметить таверну, над которой горела яркая неоновая вывеска. Вход находился сбоку, с аллеи, на ставнях ближайшего от двери окна красовалось нечто похожее на изображение безликих солдат, охраняющих какую-то женщину в длинном платье. Я остановилась и вгляделась в рисунок. Честно говоря, он мне не понравился, и я поспешно толкнула дверь.

Изнутри все выглядело совершенно иначе, чем снаружи. Таверна оказалась маленьким, неярко освещенным, шумным, задымленным баром, где не было ни единого свободного места. Заведения такого рода в маленьких французских городах, где мне приходилось бывать раньше, являли собой вид сумрачный и неприветливый. Эта же была словно лучик света посреди всеобщей тьмы. Настолько неожиданно, что я так и застыла на пороге.

Прямо напротив меня женщина с броской внешностью, в джинсах и темно-бордовой блузе напевала с сильным французским акцентом американскую песенку «Всякий раз, как мы прощаемся». И хотя оставался он спиной ко мне, я сразу узнала в мужчине в мягкой голубой рубахе Жана Поля. Слегка склонившись над клавиатурой пианино, он разглядывал собственные руки и изредка бросал взгляды на певицу. Выражение лица у него было сосредоточенное и задумчивое.

В бар кто-то вошел следом за мной, и мне пришлось пройти вперед и смешаться с толпой. Я не могла оторвать взгляда от Жана Поля. Песня закончилась, и раздались продолжительные аплодисменты и одобрительные возгласы. Жан Поль огляделся, заметил меня и улыбнулся. Какой-то мужчина похлопал меня по плечу и, перекрывая гул, сказал: «Смотрите в оба — это волк, вон тот тип!» Он засмеялся и кивнул в сторону пианино. Я покраснела и отошла в сторону. Дождавшись, пока Жан Поль и женщина начнут новую песню, я начала протискиваться к стойке и каким-то чудесным образом нашла там свободное место.

Оливковая кожа певицы, казалось, светилась изнутри, брови ее были идеально выровнены, а волнистые каштановые волосы разметались в беспорядке по лицу и груди. По ходу исполнения она пыталась пригладить их, встряхивала головой и, беря особенно высокую ноту, прижимала ладони к вискам. Жан Поль держался поспокойнее, его выдержка словно компенсировала ее эксцентрику, а манера аккомпанировать подчеркивала ее звонкий голос. Вдвоем они составляли хорошую пару — были раскованны и достаточно уверены, чтобы позволить себе непринужденно поддразнивать друг друга. Я почувствовала укол ревности.