Книга 616 - Ад повсюду - Анхель Гутьеррес

— Нам потребуется это, — сказал мужчина, доставая пару карманных фонарей из шкафчика сына. — Следуйте за мной.

Все трое покинули вестибюль и направились ко входу в бывший угольный сарай. Оттуда они проникли в небольшой внутренний дворик, пересекли его, вышли через железную калитку, покрытую слоем ржавчины, и очутились в темном коридоре, который переходил в узкие скользкие ступеньки.

— Нам сюда. Спустимся — и мы на месте.

Лестница привела их в помещение с потолком, провисшим на несущих балках. Дойдя примерно до середины, старик смел ногой скопившуюся грязь и освободил люк.

— Подними-ка, сынок. У меня болит спина, и мне нельзя нагибаться.

Мальчик тут же подчинился, удивленный не меньше Клоистера. Он бывал здесь, хотя и нечасто, но даже не догадывался о существовании потайного люка, который со скрежетом открылся, словно пасть мифического зверя. Он посветил фонариком вниз и увидел отвесную металлическую лестницу.

— Спускайтесь аккуратно, — предупредил мужчина. — Этой лестницей никто не пользовался с тех пор, как… В общем, давно.

Слова мужчины заставили Клоистера насторожиться. Он явно чего-то недоговаривал.

— Я должен вернуться на свое место, — сказал юноша. — Я не могу отлучаться без уважительной причины.

— Не бойся, сынок.

— Я не боюсь, папа. Но я не хочу туда спускаться, и мне нужно работать.

Клоистера удивила неожиданная позиция юноши. Когда тот ушел, иезуит, следуя за его отцом, спустился в подземелье бывшей церкви. Атмосфера была угнетающей, плотной, воздух спертым. Здесь пахло сыростью и гнилью. Кое-где еще сохранились заложенные кирпичом арки, у дальней стены высился полуразрушенный алтарь, из пола торчал покосившийся крест. Кроме того, здесь было много грязи, щебня и гнилой древесины. И что-то еще. То, что невозможно определить.

Крест сильно накренился вниз. Эта деталь бросилась ему в глаза сразу, как только он вошел. Паранойя? Вряд ли. Перевернутое распятие — знак врага Христа — так хорошо согласовывалось с тем, что привело его в этот город и в это место.

— Ну что, начальник, я заслужил небольшую прибавку?

— Да, признаю. Держите.

Клоистер открыл бумажник и достал шестьсот долларов:

— Я дам вам четыреста и еще двести сверху, если вы расскажете мне то, что недоговорили, когда сказали: «Этой лестницей не пользуются с тех пор, как…» С тех пор, как что?..

— Вы ставите меня в неудобное положение… Это очень давняя история. Мой отец привел меня сюда, когда я был еще ребенком. Он работал в отеле. Отец был человеком верующим, ревностным католиком, как и моя мать. Он починил люк и вновь поставил лестницу… После того, как вход в подземелье замуровали.

— Так вход был замурован… И почему я вас ставлю в неудобное положение?

— Потому что… Как бы вам это сказать… Потому что, когда мне было столько же, сколько сейчас моему сыну, ну, может, чуть больше, босс моего отца, директор отеля… убил здесь свою жену. Никто не знает, что здесь произошло. Возможно, он сошел с ума, а потом покончил жизнь самоубийством. Мой сын ушел, потому что знал от меня… Он никогда не приходил сюда. Я рассказал ему историю бывшего директора отеля, но без подробностей. Это грустная история, а мой сын впечатлительный мальчик, понимаете?.. Рассказывают, что директор и его жена спустились сюда и… Я уже говорил, никто точно не знает, что здесь произошло. Босс, кажется, не совсем обычно проводил время…

— И почему они пришли в подвал? — спросил Клоистер.

— А это уже другая тайна; ясное дело, не молиться. — Мужчина взглянул на иезуита с некоторым презрением. — Вы, журналисты, всегда ищете сенсацию, да, начальник?

— У нас эго в крови, — ответил Клоистер. — Ну, спасибо, что привели меня сюда. Это — то, что я искал для… для моей статьи. Мне нужно будет спуститься сюда еще раз, одному. Это можно устроить?

Мужчина недовольно нахмурил брови и вздохнул. Не давая ему ответить, Клоистер добавил:

— Естественно, я смогу дать вам еще шестьсот долларов, если вы позволите мне приходить сюда, когда я захочу.

— Конечно, вы можете приходить сюда, когда захотите. Но не могли бы вы дать мне тысячу зеленых? Я, знаете ли, уже стар, а жизнь такая дорогая…

— Ладно, тысяча. Но мне потребуются ключи от угольного сарая и металлической калитки во дворе.

— Без проблем. В угольный сарай уже давно никто не заглядывает. Вы никому не помешаете. И кроме того, вы журналист… Беспокоиться не о чем.

Мужчина вручил Клоистеру два ключа и попросил вернуть их его сыну, когда Альберт закончит работать и уйдет из подвала. Иезуит захотел остаться один, чтобы записать кое-что на диктофон и сделать фотографии. Старик не возражал. Конечно, ему хотелось остаться и посмотреть, но от добра добра не ищут. Надо радоваться подарку судьбы.

Мужчина с трудом поднялся по металлической лестнице и вышел, прикидывая в уме, что бы еще такого рассказать этому журналисту, у которого, похоже, денег — куры не клюют. Ведь он знал, как директор отеля убил свою жену. Эту историю поведал ему отец, взяв с него обещание молчать.

Эта история была слишком ужасной для того, чтобы ее рассказывать. Директор и его жена занимались любовью на алтаре, и он, лежа под ней, достал охотничий нож, вонзил ей во влагалище, потом схватил за рукоять и вспорол ей живот. Женщина умерла в огромной луже крови, которая хлестала фонтаном на некогда священную землю… Нет, решительно он не должен открывать эту тайну никому, даже за хорошие комиссионные. Мертвые есть мертвые. Не нужно раскрывать их секреты.

Оставшись в одиночестве, Клоистер подошел к кресту, торчавшему из земли, и поднял его, оперев на стену. Он глубоко вдохнул затхлый воздух и с трудом подавил позыв к рвоте. В луче карманного фонаря кружились бесчисленные пылинки. Стоя посреди мрачного подземелья, иезуит готовился добавить еще одно открытие к своему исследованию.

21

Нью-Лондон

Церковь Святых Петра и Павла располагалась в портовой зоне на севере от местечка Нью-Лондон, рядом с железнодорожными путями, проходившими вдоль федеральной трассы девяносто пять. Приходский священник, польского происхождения, был благочестивым человеком. Этой ночью ему никак не удавалось заснуть. Утомившись ходить вокруг кровати, он спустился в церковь и сел на одну из деревянных скамеек, ожидая, когда же его наконец сморит сон. День выдался холодный, но ничто не предвещало грозы, которая разразилась этим вечером. Дождь хлестал как из ведра. Трудно было припомнить, когда в последний раз был такой ливень. Вода падала с неба сплошным потоком.

Доброе сердце приходского священника сжалось, стоило ему подумать о тех беднягах, которые оказались на улице. В городе не осталось ни одного сухого уголка. Но здесь, в церкви, частая дробь дождя звучала приглушенно, убаюкивающе. Священник почувствовал, как его веки слипаются, и вскоре заснул.