Книга Храни меня, любовь - Светлана Полякова

Но почему ей так больно, так плохо от вот этого его вранья? От его потаенной улыбки?

— Я заберу Аню, — холодно сказала она. — У меня нет никаких планов.

Он усмехнулся. Они смотрели друг другу в глаза. Он — спокойно, с насмешкой, а она — глазами, слегка сощуренными от бешенства, пытаясь сдержаться. Планов у нее и в самом деле не было никаких. Но — бог мой, как ей хотелось нарушить его планы! Даже если это касалось работы. Даже если бы это касалось визита к английской королеве. Раз это не было связано с ней, именно сейчас она хотела разрушить все с ней не связанное!

«А если бы он вот так не улыбался?»

Может быть, тогда ей бы хотелось одного — чтобы ее оставили в покое. Но… Да, глупо ты выглядишь, Лора. Глупо. Ревнуешь, что ли? И к кому? К чему? К — его улыбке?

— Вот и хорошо, — сказал он. — И ужинайте без меня. Не ждите… Я не знаю, когда смогу вернуться.

— Может быть, под утро, — отрывисто рассмеялась она. Он внимательно посмотрел на нее и повторил спокойно:

— Да. Может быть, и под утро…

И быстро спустился по ступенькам к машине.

Она стояла прижавшись спиной к косяку, пока его машина не отъехала, а потом с бешенством ударила по косяку, так сильно, что чуть не заплакала от боли.

— Ма, ты что? — услышала рядом голос Аньки.

— Ничего, — сказала она.

Анька стояла с этим жутким медведем. Медведь улыбался глупой улыбкой. И злой. Лора была уверена, что это плюшевое чудовище ненавидит ее точно так же, как она ненавидит его. По крайней мере, хоть это чувство взаимно, сказала она себе.

— Ань, ты с ним в школу собираешься?

— Мне просто не хочется с Мишкой расставаться, — прошептала девочка. — Ну мам… Можно я ее с собой возьму? А потом она останется в машине…

Перспектива ездить с этим «вражиной» весь день Лору не вдохновляла.

— Нет, — решительно отрезала она. — Держи этого урода у себя в комнате.

И, стараясь не обращать внимания на блеснувшие в Анькиных глазах слезы, ушла к себе в комнату. Надо было собираться. Надо было, но Лора вместо этого опустилась на краешек кровати, прижав ладони к пылающим щекам, и некоторое время сидела неподвижно. Она долго так сидела, уставившись в распахнутый шкаф, пытаясь унять и бешенство свое, и жалость к Аньке, и жалость к себе, и слезы, которые скопились внутри и давили на нее, образуя в горле отвратительный комок.

Надо собираться, напомнила она себе.

Хотя бы потому, что она должна выглядеть так, чтобы этот старый кретин понял, что он рискует потерять.

— Ты должна всегда быть самой красивой, Лора, — сказала она себе и с тревогой и страхом поймала себя на том, что ее голос похож сейчас на голос матери. — Ты просто обязана выглядеть всегда лучше всех…

Она даже помнила ее странную улыбку — красота, Лора, это наше оружие. И только потом, уже намного позже Лора узнала, что есть еще одно оружие. И сама Лора была этим оружием. Или — цепью, которой привязывают к себе. Слава богу, она узнала об этом уже позже, когда стала взрослой. Потому что именно тогда, в тот момент, когда Лора узнала, что она беременна, и страшно испугалась этого, так испугалась, что плакала весь день, не зная, как ей поступить, и уже собиралась сделать аборт — мать сказала ей, что она дура. Что это — ее шанс. И — ребенок, который родится, тоже станет ее оружием. Мужчины ведь всегда привязываются к своим детям. Даже если не любят своих жен, то всегда обожают детей. Собственные отражения в зеркале жизни — даже если это не их дети, но им сказали, что их, они тешат так свое самолюбие, глупые самовлюбленные болваны. Нет, ей не было сказано впрямую, что с ней поступили точно так же, использовали ее, маленькую и наивную Лору, но она сама догадалась тогда по материнской улыбке. И отец не мог понять, почему Лора вдруг стала избегать общения с ним — думал, что Лора его больше не любит, мучался, а Лоре просто было нестерпимо стыдно. За то, что она стала оружием в этой вечной материнской войне. Ей хотелось все исправить, ей хотелось поднять на этом крейсере бунт, она даже ушла тогда из дома и целый месяц не возвращалась — жила у школьной приятельницы, пока ей не надоело быть там в тягость и пока она не встретила Андрея.

Она даже вздохнула с облегчением, когда отец ребенка отказался выполнять условия перемирия и капитулировать, а в сражение вступила его мамаша, которая умудрилась выиграть битву — наверное, на сей раз матери достался серьезный и подготовленный противник. И все чаще возникала мысль о том, что пускай Лора станет первой неудачей, и это даже хорошо. Но в один прекрасный вечер, когда Лора уже все для себя решила, к ней подошел этот уверенный в себе человек, сел рядом на скамейку, помолчал, а потом — встал и так же молча ушел, оставив Лору в недоумении. Она даже забыла о собственных невзгодах, заинтересовавшись его поведением. Даже попытки заговорить с ней не было, надо же… А он — вернулся, с двумя порциями мороженого и протянул ей это дурацкое эскимо, которое она ненавидела с детства и всегда морщилась, когда липкая гадость, тая, стекала по пальцам, делая их отвратительными и липкими. На этот раз она взяла мороженое, и они молча его лизали, глядя друг на друга, и он так тепло на нее смотрел, что Лора улыбнулась, и эскимо показалось ей удивительно вкусным.

Сколько они так просидели? Час? Два? Или их время счастья равнялось одной порции эскимо?

Может быть, если бы они всю жизнь вот так сидели и молчали, все было бы по-другому? И тот, не родившийся, ребенок стал бы для него своим?

Как бы то ни было, когда она узнала, что он — известный сценарист, на нее это не произвело такого впечатления, как на мать. А мать обрадовалась. Вот, сказала она, и ни к чему нам было плакать… Видишь, как все прекрасно устраивается?

А потом все завертелось в бешеном ритме — она даже не успела опомниться, как снова забеременела, несмотря на угрозы врачей, и появилась на свет Анька, похожая на Андрея, его отражение в зеркале, и Лора тогда поняла, о.чем ей говорила мать.

О том самом главном оружии, которое дает тебе полную власть над мужчиной.

Когда ты можешь делать что тебе захочется и он будет во всем с тобой согласен, потому что — больше всего на свете будет бояться потерять это смешное существо, свое отражение…

Пока все не изменится, как сейчас. Пока что-то, или кто-то, не заставит его посмотреть на окружающий мир своими собственными глазами.

«Но почему мне кажется, что сейчас происходит именно это?» — подумала она. В конце концов, он ведь и раньше задерживался на работе. Из-за его странной улыбки?

Он писатель. Может, сейчас он просто думает о какой-то очередной сцене…

Она почти успокоила себя, и, когда они с Анькой ехали в машине к школе, за рулем была уже прежняя Лора — уверенная и красивая, та самая, на которую оглядывались и мужчины и женщины.

И все-таки, когда Анькина фигурка скрылась за массивной школьной дверью, Лора закурила, достала мобильник и набрала номер Веры.