Книга Глубокая разведка - Владимир Добряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так, говоришь, твой поселок недалеко? — прерываю я его болтовню.
— Рядом. Пойдемте, я отведу вас, — с готовностью предлагает Вир.
— А почему ты ночевал здесь, а не дома?
— Ночь на охоте застала. Пришлось здесь укрыться. В темноте ходить опасно. Можно и на хасса напороться. Пойдемте.
Он встает и идет вниз по течению ручья. Мне сразу становится ясно, почему никто из наших не услышал, как Вир подходил к развалинам. Он идет профессиональной походкой охотника, совершенно бесшумно. Его шуки, сделанные из очень мягкой кожи, почти не оставляют следов. А Вир на ходу продолжает говорить. Но из его речи мы почти ничего не можем почерпнуть для себя. Кто такие хассы? Все, что мы в состоянии узнать про них, это только эпитеты. Проклятые, сволочи, гниды чешуйчатые, жабы желтоногие и тому подобное. Единственно полезную информацию Вир выдал о том, что хассы не любят, когда у леев появляется много металла. Они его отбирают, а кузнецов и рудознатцев безжалостно уничтожают. Поэтому наконечник копья у Вира и его нож для леев — целое состояние. Леи — это, видимо, племя, к которому принадлежит Вир. Впрочем, леи, скорее всего, раса. Ведь нас он тоже принял за леев.
Внезапно Вир умолкает и останавливается. Он делает нам знак оставаться на местах и не шуметь, а сам принюхивается. Потом быстро и бесшумно исчезает в зарослях. Оттуда слышится приглушенный шум и чей-то короткий визг. Через минуту Вир возвращается, неся на плече небольшую дикую свинью. Он доволен. Вчера он весь день гонялся за стадом свиней и к ночи потерял его. А сегодня эта свинка отбилась от своих, и теперь он, Вир, возвращается в поселок не с пустыми руками.
Поселок действительно оказывается неподалеку. Если бы вчера мы пошли не вверх по ручью, а вниз, то вышли бы прямо на него. Боюсь только, что наше появление на ночь глядя вызвало бы там панику, и дело могло бы дойти до стычки. А сейчас, когда мы появляемся вместе с Виром, нас встречают с любопытством, но спокойно.
Поселок состоит из четырех бревенчатых срубов без окон и полутора десятков землянок. Срубы крыты жердями и хвойными ветками, а накаты землянок выполнены из ошкуренных бревен. Все жители поселка одеты одинаково, как и Вир, и мужчины, и женщины, без различия пола. Впрочем, одно отличие есть. У женщин пояса шире и ярче, и волосы схвачены более светлыми ремешками, чем у мужчин. У некоторых ремешки даже вышиты незатейливыми узорами. Все жители поселка высокие и светловолосые. У мужчин нет и следа от усов и бород. Но что-то в этом поселке еще есть особенное, что до меня доходит не сразу. Лена понимает это раньше и спрашивает Вира:
— А почему у вас так мало детей? Их почти не видно.
— Все хассы, будь они прокляты! — непонятно отвечает Вир.
Он приводит нас в большую землянку. Она довольно просторна. Вдоль правой и задней стены тянутся нары-лежанки, покрытые шкурами. Слева от входа — очаг. Дым от него выходит в отверстие в накате землянки и через вход. Потолок основательно закопчен, но пол чистый, посыпан песком. Над очагом пристроен большой глиняный котел, а сбоку, над углями, помещен вертел, на котором печется мясо.
Землянка рассчитана примерно на пятнадцать человек. Но мы застаем там только двух женщин — одна уже в годах, другая помоложе Вира, — маленького мальчика лет четырех и девочку лет восьми.
— Это леи из дальнего поселка. Я встретил их в старых развалинах, — представляет нас Вир и покидает землянку.
Мы не успеваем перекинуться с женщинами и парой слов, как он возвращается, и с ним приходят человек шесть мужчин. Все рассаживаются на нарах. Вир усаживает и нас, а молодая женщина достает откуда-то большой кувшин и, двигаясь по кругу, наполняет кружки, которые раздала нам пожилая хозяйка. Судя по пене и запаху, это пиво. Мужчины поглядывают на нас с любопытством, но вопросов пока не задают. Правильно. По всем обычаям гостей сначала угостить надо, потом уж и расспрашивать. С особым интересом они поглядывают на Наташу. Оно и понятно. Она единственная среди нас имеет темные волосы.
Вир поднимает свою кружку и делает первый глоток. Мы собираемся последовать его примеру, но распробовать местное пиво нам не удается. Со двора доносится шум, и испуганные выкрики: «Хассы! Хассы!» Все меняются в лице, оставляют кружки и быстро покидают землянку. В том числе и Вир с хозяйками. Снаружи доносятся шум голосов и топот множества ног. «Хассы! Хассы идут!»
Мы осторожно выходим из землянки. Леи мечутся по поселку, а Вир и несколько мужчин командуют: «В лес! Бегите в лес, за ручей!» Большинство леев бежит в указанном направлении. Быстро подавляю в себе желание бежать вместе с ними. Мы здесь не для того, чтобы прятаться, а чтобы во всем разобраться. Осматриваюсь.
Со стороны, противоположной ручью, слышится шум неторопливых и уверенных шагов. Идут не таясь, сучья вовсю хрустят под ногами. То же самое и справа. Между деревьев мелькают красные и желтые пятна. Слева тихо. Там и деревьев нет, только кустарник и небольшая возвышенность. Показываю своим направление и скрываюсь в кустах.
Ползком поднимаемся на вершину поросшего вереском холма и осматриваемся. В поселке уже хозяйничают хассы. С первого же взгляда становится ясно, что это другая, во многом отличная от леев раса. Они низкорослы, не выше ста шестидесяти сантиметров, черноволосы и коротко острижены. Все с длинными висячими усами. Как и леи, хассы одеты все одинаково. Но если в одежде леев выражены их условия лесной жизни, то одеяние хассов вызывающе яркое и явно не предназначено для того, чтобы маскироваться в лесу. На хассах ярко-красные куртки и желтые штаны в обтяжку. Все это поблескивает на солнце и производит впечатление кожаных. Еще более вызывающе выглядят сапоги, отливающие бронзой. Вооружены хассы мечами и длинноствольными ружьями довольно большого калибра.
Хассов человек сорок. Они шарят по землянкам и срубам и выгоняют тех, кто не успел убежать в лес. При малейшей попытке к бегству пускают в ход оружие. Действие их ружей ужасно. Одна женщина, обезумев от отчаяния, бросается через кусты в нашу сторону. Хасс снимает с плеча ружье и, не спеша, целится в бегущую через кусты женщину. Выстрел гремит, когда ей остается до нас не более десяти шагов. Грудь бегущей словно взрывается изнутри. Кровь и истерзанные ошметки плоти едва не долетают до нас, а женщина без звука тычется лицом в землю. Впечатление такое, словно ружья хассов заряжены разрывными пулями.
Из леска напротив нас группа хассов гонит человек двадцать леев. Отстающих безжалостно рубят мечами, пытающихся бежать пристреливают. Анатолий бледнеет, снимает автомат с предохранителя и досылает патрон. Но я решительно накладываю ладонь на его прицельную планку. Он недоуменно смотрит на меня.
— Отставить! — решительно говорю я. — Мы здесь не для того, чтобы вмешиваться в чужие дела, мы на разведке. И оружие у нас для обороны, а не для того, чтобы устанавливать здесь справедливость по своим понятиям. Тем более что о здешних понятиях справедливости мы и понятия не имеем.
— О местной справедливости, допустим. Но есть еще и законы гостеприимства.
— Законы гостеприимства везде и всюду предписывают хозяевам защищать гостей, а не наоборот. Леи же разбежались, даже не предупредив нас об опасности.