Книга Драконья ненависть - Евгений Малинин

Ведь каждый из живущих точно знает,

Что Истина всегда на всех одна,

И Истину нельзя назвать своей!

Другое дело Правда – с ней попроще.

Есть Правда кхмета – дан над ней хохочет,

Есть Правда дана – плачет кхмет под ней!

Кто знает Истину – вовек непобедим,

Когда никто другой ее не знает,

Он чуть прибавит к ней иль чуть убавит,

Смысл Истины он сделает своим!

Фрик бросил в мою сторону быстрый косой взгляд и закончил почти скороговоркой:

– Все жаждут Истины, но только тот царит,

Чья Правда в этом мире говорит!

С минуту мы ехали молча, и вдруг я почувствовал, что Фрик ожидает от меня ответа на свое стихотворение. Усмехнувшись про себя, я небрежно проговорил:

– Твой, довольно… примитивный, сонет никак не отвечает на мое предыдущее замечание… Скорее даже противоречит ему. Если все – как следует из твоих стихов, жаждут истины, то почему ты сам эту истину искажаешь?!

Фрик снова оглянулся на меня, на этот раз гораздо спокойнее, а затем, чуть пожав плечами, проговорил:

– Есть времена, года, часы, минуты,

Когда пред выбором приходится стоять —

Наш гордый разум хочет все сказать,

А плотский ужас лижет зад кому-то!

– Стало быть, ты меня боишься! – воскликнул я и расхохотался.

Фрик с новым испугом оглянулся на меня и еще прибавил ходу.

– И что же тебя так напугало?! – продолжил я, отсмеявшись, – неужели это маленькое недоразумение с толпой эльфов и… не знаю, как называются те мохноногие малыши…

– Хоббиты… – негромко буркнул шут, обходясь на этот раз без размера и рифмы.

– Хоббиты?! – удивленно переспросил я, – Мне, признаться, думалось, что хоббиты это плод воображения… э-э-э… писателей!

Я сделал паузу, рассчитывая на ответ Фрика, но тот промолчал, а потому я продолжил:

– Ты же не мог ждать от меня, что я буду спокойно наблюдать, как «нас будут убивать»? Если не ошибаюсь, ты именно так выразился, перед тем, как смыться?

Фрик оглянулся, убавил шаг и тяжело вздохнул:

– Я думал, сияющий дан найдет какой-то другой выход… Ведь спас же ты двух гномов!..

– Эти гномы ни на кого не нападали! – резко возразил я, – Более того, подругу одного из них зверски замучили два негодяя. Если бы я знал об этом раньше Крот и Носатый не ушли бы так просто от Совиной скалы!

Фрик резко остановился и повернулся ко мне всем телом:

– Ты хочешь сказать, что отомстил бы за подругу Пикли?!

– Как и за любое другое невинно убитое существо! – торжественно, словно давая клятву, ответил я.

Первый раз я увидел на физиономии этого сумасшедшего шута растерянность и недоумение. Он медленно поднял правую руку и ожесточенно поскреб свой голый череп:

– Но… как же так… ты ведь сам написал в своем «Возмездии нечисти», что любое убийство любой нечестии есть не только оправданный, но и благородный поступок!

Теперь пришла пора мне пожать плечами – я просто не знал, что на это ответить!

Но Фрик, казалось, и не ожидал от меня ответа. Медленно повернувшись, он снова зашагал по обочине дороги, помахивая руками перед своим лицом и что-то едва слышно приговаривая.

«Ну вот, теперь он начал говорить сам с собой!» – недовольно подумал я и попробовал отвлечь его от этого «разговора»:

– Слушай, Фрик, если ты такой начитанный, объясни мне одну непонятную вещь. Вольный кхмет Смига, показывая мне свои… э-э-э… реликвии, говорил про какой-то палец Спасителя по имени… э-э-э… вар Корта. Ну, будто бы этот палец своим пальцем замочил какого-то тролля. Так вот, что это за палец?

Шут немного умерил свой шаг, покосился на меня, словно хотел проверить, не разыгрываю ли я его, а затем прошепелявил:

– У Спасителя Высокого данства, высшего дана Кара Третьего Варвара было двенадцать главных советников, которых он сам называл пальцами. Так вот, вар Корта был первым из них. И действительно есть легенда, что вар Корта стал первым пальцем Спасителя после того, как убил вождя горных троллей Утля, напавшего на высшего дана…Убил, проткнув ему брюхо пальцем и удерживая до восхода солнца.

– Какая интересная история! – Довольно воскликнул я, – Судя по тому, что показал мне Смига, палец этого… э-э-э… первого пальца действительно мог проткнуть троллю брюхо.

Фрик, между тем снова прибавил шагу и ушел шагов на пять вперед.

Подняв глаза, я огляделся и вдруг понял, что этот длинный день наконец-то начал клониться к вечеру. Солнце уже опустилось за горизонт, и сумерки легли на окружавшие дорогу кусты, съедая их тени, растворяя четкий росчерк ветвей и листьев. А вот серая лента дороги неожиданно стала светлее, словно некий призрачный зыбкий отсвет лег на дорожную пыль, заставляя ее светиться! Мы как раз двигались вверх по склону довольно высокого холма, так что казалось, будто светлый, чуть переливающийся поток мелкой воды поднимается все выше и выше, к темному, еще лишенному звезд небу и… обрывается в нем. Именно так, по моему мнению, должен был бы выглядеть… край земли!

– За холмом, на опушке рощи должен быть старый постоялый двор… – раздался вдруг негромкий и совершенно отчетливый голос Фрика, – там мы сможем получить ужин и переночевать…

– Надеюсь, на этот раз ты составишь мне компанию, – поинтересовался я.

– Да, я тоже собирался ночевать на этом постоялом дворе, но… Мне кажется, не стоит показывать хозяину двора и его… постояльцам, что мы путешествуем вместе…

– Это еще почему?! – Удивился я, и насмешливо добавил, – ты считаешь, что мое общество как-то дискредитирует будущего классика?!

Тон, которым был задан этот вопрос, не понравился мне самому, однако Фрик ответил совершенно спокойно, без намека на страх:

– Ваша милость путешествует без своего обычного сопровождения, а места здесь не слишком спокойные… Местные жители, знаете ли, всегда очень хорошо ладили с нечистью, так что многим из них не по нраву ваша… борьба. Если они узнают, что я вас сопровождаю, мне может не поздоровится.

– Ты думаешь, я не смогу, если понадобиться, защитить тебя?! – Весьма высокомерным тоном поинтересовался я.

Фрик несколько секунд молчал, а потом запел своим непередаваемым голоском:

– От холода и голода

Нас защищает золото,

Когда имеешь золото,

Не будешь голодать!

Вот только жаль, что золото

К нам привлекает злого, а

От злого человека нам добра не стоит ждать!

Последняя строка в исполнении этого хриплого, заикающегося, слегка гнусавого и пришепетывающего фальцета звучала настолько залихватски, что я невольно улыбнулся. А Фрик продолжал свою песенку: