Книга Бегство от волшебника - Айрис Мердок

— Как мило с вашей стороны, — улыбнулась Роза. Письмо миссис Уингфилд отправилось во второй карман.

— Пирог этот я готовлю по старинному рецепту, оставленному мне моей матерью, — принялась объяснять мисс Фой. — Секрет заключается в небольшой порции сидра, но настоящего сельского сидра, а не этой нынешней бутылочной жижи. Я родилась на западе, знаете ли, недалеко от Тивертона. Когда я была ребенком, мама часто пекла пироги и отправляла меня угощать соседей. А соседи угощали нас, давали разные подарки, и не только на Рождество. Такой был милый обычай. Нынче в городах это уже не принято. Но мне рассказывали, что на континенте люди еще следуют старинным обычаям. Может быть, в вашей стране, мисс… э-э…

И тут пронзительный крик раздался сверху. Нина и мисс Фой застыли на месте, а потом дружно посмотрели на Розу. А та, уставившись на пирог, будто ничего не слышала. Потом достала из ящика острый нож и положила его на стол.

— Кажется… кто-то кричал, — прошептала Нина.

— Нет, это где-то у соседей, — произнесла Роза. Она села, положив ногу на ногу. Закричали вновь, еще пронзительней. Отчетливо прозвучало: «Роза!»

— Я, знаете ли, пойду, — вздрогнула мисс Фой. — Мне так неловко, что я вас побеспокоила. Надеюсь, пирог вам понравится. — Старушка поспешно подхватила свою сумочку и направилась к двери.

— Уже уходите? О, какая жалость, — бормотала ей вслед Роза. — Спасибо за визит. — Но как только за старушкой затворилась дверь, Роза пулей взлетела наверх.

Распахнула дверь. Анетта и Ян стояли друг против друга посреди комнаты взъерошенные, причем Анетта пыталась хоть как-то удерживать на себе растерзанный халат. Роза решительно вошла в комнату, сжала Яна за руку и оттащила от Анетты. Все еще держа его руку, она с силой ударила его по щеке. На секунду все трое будто окаменели. Сейчас, пожалуй, трудно было понять, кто из них больше удивлен.

Ян был бледен, как полотно. Вдруг он повернулся на каблуках и выбежал из комнаты. Слышно было, как он спускался по лестнице. Не взглянув на Анетту, Роза медленно вышла следом. Когда она дошла до середины лестницы, внизу грохнули дверью.

Роза вошла в гостиную и затворила за собой дверь. Она чувствовала, что боль и страх смешиваются сейчас в ней с каким-то опьянением. Но главенствовала боль. Она обхватила голову руками, как делает тот, у кого от выпитого все плывет и мутится. Выходит, первый удар нанесен, зло показало свои когти. Раскаяние чередовалось в ней с облегчением, и все вместе заканчивалось страхом. Я пропала, пронеслось в мозгу у Розы, хотя она и сама не знала, что понимает под этим.

Очень осторожно она вытащила из кармана оба письма. Мишино отложила, а то, что было от миссис Уингфилд, распечатала. На вырванном из тетрадки листке неровными буквами было написано: «Думаю, мне удастся вам помочь. Созовите в понедельник. Никому ни слова. К.У.». Роза взялась за следующий конверт. Руки у нее так дрожали, что потребовалось время, чтобы достать письмо. И вот наконец листочек бумаги извлечен на свет! Это было всего-навсего отпечатанное типографским способом приглашение на какой-то прием, назначенный на следующий четверг. Внизу Миша приписал от руки: «Роза, пожалуйста, приди». Значит, Мише понадобилось с ней встретиться. Впервые за столько лет. Роза закрыла глаза.

Кто-то негромко постучал в дверь. Роза открыла глаза и сказала: «Войдите». Робкая фигурка Нины возникла за порогом.

— Боже правый! — воскликнула Роза. — Извините! Я совсем о вас забыла. Ах, как нехорошо. Но такое ужасное утро, вы должны меня простить.

— Не беспокойтесь, мисс Кип, прошу вас, — сказала Нина. — Я как-нибудь потом зайду. Ведь ничего важного. Пожалуйста, не беспокойтесь.

Роза проводила ее до дверей, потом вернулась в гостиную. Согласиться ли на приглашение Миши? Она тяжело опустилась в кресло. И тут дверь снова отворилась. Это была Анетта. Роза скользнула по ней равнодушным взглядом. Ко всему этому вихрю противоречивых чувств, поднятому зловещим появлением в доме Яна Лисевича, Анетта никакого отношения не имела. Роза совершенно забыла о девушке, как раньше забыла о Нине. Анетта, уже одетая, выглядела до смерти испуганной. Но только она собралась что-то сказать, появился Хантер. Он что-то жевал.

— Приветствую всех! — с полным ртом поздоровался Хантер. — Что за божественно вкусный пирог лежит у нас в кухне?

— Соседка угостила, — ответила Роза.

— Невероятный, сказочный вкус! — восхищенно проговорил Хантер.

— Да, — согласилась Роза. — С добавлением сидра, из Тивертона. Дай и Анетте кусок.

И она вдруг начала хохотать.

12

Был день накануне собрания, а Хантер все еще не знал, как поступить с «Артемидой». Сомнения разрывали его, а нежелание Розы прийти на помощь ранило. В последние несколько дней она как будто даже нарочно избегала встречи с ним. Он жаждал знать, чего она хочет, но страшился спросить. Добрые друзья, правда, сообщали ему, что Роза якобы высказалась так: «Артемида», мол, годится лишь для одного — для продажи; разумеется, по самой высокой цене. Но Хантер не мог представить, чтобы сестра, слывущая человеком скрытным, вдруг разоткровенничалась по такому важному поводу. И чем глубже он постигал всю важность предстоящего решения, тем мучительней становился для него груз ответственности. Посторонний не смог бы ему помочь, потому что чужому человеку он не смог бы разъяснить то видение ситуации, которое постепенно оформлялось в его мозгу. Все валилось у него из рук, и он целыми днями либо праздно сидел в конторе, либо слонялся по Кенсингтон и Ноттинг Хилл; и каждую ночь погружался в один и тот же тревожный сон: сестре грозит беда, ее надо спасать, а он не может ничего сделать, не понимает, что нужно делать.

Однако сам факт, что он до сих пор не пришел ни к какому решению, теперь начинал обретать качество некоего решения. Стремление Хантера продать издание становилось все более отчетливым и острым. Тщательно взвешивая все выгоды такого исхода, он всей душой хотел, чтобы все осталось позади и он стал свободным, а уж потом можно будет начать, как он говорил, нечто совершенно новое; хотя на вопрос: «что же это за новое такое?» он в общем-то затруднялся ответить. Здравый смысл подсказывал ему, что «Артемиду» продавать надо, но тут же другой голос намекал, что потом стыда не оберешься. В этом последнем пункте оставалось, вопреки множеству размышлений, еще много неясного. Какой-то нюанс, что-то похожее на рухнувшие надежды как бы выявлялось вместе с продажей «Артемиды». Чтобы избавиться от этих тревожных чувств, Хантеру требовалось услышать лишь словечко от Розы… но его-то как раз и не собирались произносить. Если бы Роза сказала, что все сомнения по этому поводу неуместны, он тут же с радостью согласился бы — продавать. Но если бы Роза высказала мнение, что «Артемиду» надо сохранить любой ценой, он, не мешкая, начал бы думать, как это сделать.

Все было слишком запутано. А когда Хантер пробовал размышлять о намерениях недавнего претендента на покупку, у него просто голова начинала идти кругом. Отвергая одно за другим множество предположений и попутно изумляясь вдруг обнаружившейся собственной способности возводить гротескные и фантастические построения, он постепенно начал склоняться к мысли, что… нет, лучше не продавать. Не зная мнения Розы, говорил себе Хантер, я не могу этого сделать. Я ответил отказом и буду тверд в своем решении. Но тут же в самой что ни на есть темной глубине своей души он добавлял: конечно, если Миша Фокс лично меня попросит, то разговор будет иной.