Книга Поэт и Русалка - Александр Бушков

— Мы собирались отправиться…

— Куда? Я вас спрашиваю, куда?

— Во Флоренцию…

Чувствуя прилив охотничьего азарта, Пушкин спросил, не давая собеседнику передышки:

— Потому что банк, где хранятся рукописи, за которыми направлялся Ключарев — во Флоренции?

— Все-то вы знаете…

— Как он именуется?

— Э нет, господа, — решительно возразил Руджиери. — Так дело не пойдет. Сдается мне, разговор достиг того места, где следует поторговаться и обсудить гарантии…

— Ах ты скотина! — с некоторым восхищением воскликнул барон. — Он еще торгуется, в его-то положении!

— Положение ваше и в самом деле незавидное, синьор, — сказал Пушкин. — С одной стороны, за вами идут по пятам некие весьма неприглядные то ли люди, то ли существа, которых к ночи поминать не следует. С другой — мы настроены решительно…

— Вот я и пытаюсь проскользнуть меж двух огней — огрызнулся итальянец. — Будете меня за это осуждать? По-моему, вполне уместное в моем положении намерение. Честью клянусь, господа, графа я не убивал и не имею к его смерти никакого отношения. Я всего-навсего хочу бежать подальше от сложностей… — Он выглянул из-за дерева и печально покривил губы. — Ну вот, дилижанс отправился в Тоскану. Багажа не жаль, там не было ничего особенно ценного, но это было спасение…

— Ну вот, кое-что начинает проясняться, — усмехнулся Пушкин. — Хотите сказать, название банка вы сообщите только во Флоренции?

— Именно. Помогите мне туда все же попасть — и разойдемся полюбовно. — Он покосился на барона, с воинственным видом сжимавшего рукоять трости. — Синьор, если вы меня убьете, вы не узнаете ничего. А пыткам вы меня вряд ли подвергнете — хотя бы просто потому, что для этого нужно соответствующее укромное местечко… Оно у вас имеется?

— Наглец… — протянул барон.

— Простите, — с достоинством сказал Руджиери. — Всего-навсего загнанный в угол человек, пытающийся использовать свой последний шанс. Вы бы на моем месте не поставили все на карту?

— Он прав, Алоизиус, — хладнокровно сказал Пушкин. — Он все великолепно рассчитал… Значит, они вас в Праге посетили?

— Да.

— И что же они хотели? Получить ваш секрет?

— Да зачем им мой секрет! — в сердцах сказал Руджиери. — Они и сами владеют чем-то похожим… Им позарез нужны были те бумаги, за которыми собрался Ключарев. На меня насели, требуя, чтобы я от него добился ключа… Он не отдавал, конечно, и я его прекрасно понимаю: они бы его хладнокровнейшим образом уничтожили… или, что еще хуже, взяли бы к себе…

— Да кто они, прах побери, такие? — спросил барон.

— Кто бы они ни были, от них следует держаться подальше, — сказал Руджиери. — Уж можете мне поверить… Боже мой, как прекрасно все складывалось, пока не появились эти твари: жизнь была безоблачной и спокойной, фамильные секреты имели мало общего с черной магией, можно сказать, покой и благоденствие…

— И несколько убийств, — резко бросил Пушкин.

— Синьоры, так уж эта жизнь устроена, что всякий устраивается, как сумеет…

— Дал бы я тебе… — в бессильной ярости сказал барон.

— Между прочим, вам тоже следовало бы побыстрее из этого города убраться, — сказал Руджиери довольно деловито. — Они о вас прекрасно осведомлены, и вы их весьма раздражаете…

— Ну, вам-то лучше знать, — сказал Пушкин. — Это ведь вы послали к нам ваших птичек? Ночью, под Прагой?

Руджиери, не выказывая особого раскаяния, развел руками:

— Ну что мне оставалось делать, синьоры? Тысячу раз простите, но я оказался в положении, когда от меня уже ничего не зависело. Мне приказали, и я исполнил… Рад видеть вас живыми и невредимыми, кстати… — Он повернулся к барону. — Пожалуй, я на вас и не сержусь за моих птичек, я понимаю, что вы рассердились…

— Еще немного — и от умиления заплачу, — мрачно сказал барон. — Александр, можно вас на два слова? А ты, прохвост, стой как вкопанный и не вздумай бежать, тогда уж тебе точно конец придет…

Подхватив Пушкина под руку, он отвел его на пару шагов и жарко зашептал:

— У нас не будет другого шанса! Едем во Флоренцию! Далековато, правда, и по-итальянски ни словечка не знаю… А вы?

— Я тоже, — сказал Пушкин. — Ничего, как-нибудь объяснимся на французском… У меня есть векселя, подлежащие оплате любому предъявителю, можно нынче же переделать их на флорентийский банк…

— У меня тоже. Правда, во Флоренции не найдется наших…

— Вот тут я в лучшем положении, — усмехнулся Пушкин. — В канцелярии нашего посланника при тосканском дворе имеется некий офицер…

— Тем лучше. — Барон смотрел упрямо и дерзко. — В конце концов, мы никаким самовольством не занимаемся, мы скрупулезно выполняем приказ. Нам было поручено догнать Ключарева… но если выяснилось, что у него имеются во Флоренции чертовски важные бумаги, следует выхватить их из-под носа у этих… Этого сукина кота, — он покосился на итальянца, торчавшего на прежнем месте, — придется, увы, пока что помиловать…

— Вот именно. И заботиться о нем до поры до времени, как об отце родном. Что поделать, есть вещи важнее…

— Значит, решено?

— Решено.

— Вот вам моя рука! — воскликнул барон. — Вдвоем мы и в преисподней не пропадем…

Они вернулись к дереву, и Пушкин сказал без особого дружелюбия:

— Вам пока что везет, Руджиери. Мы посовещались и решили принять ваше предложение. Мы все вместе отправляемся во Флоренцию. В пути мы вас бережем и охраняем… а там, на месте, вы нам выдаете название банка. Только предупреждаю: обмана я вам не прощу. Во Флоренции есть наши люди, это не пустая угроза…

— Если что, я всю эту Флоренцию переверну вверх дном, — сказал барон решительно. — И не будет у меня на всю оставшуюся жизнь другой цели, кроме как найти тебя, мошенник, и содрать с тебя шкуру не в переносном, а в самом прямом смысле. Слово прусского гусара. Чем угодно клянусь. Ты понял, прохиндей проклятый?

Пушкин добавил, холодно чеканя слова:

— Я не столь решительно настроен, как мой друг, и кожу с вас драть не намерен — исключительно оттого, что никогда не занимался этой процедурой, а там наверняка есть свои тонкости мастерства, которыми в два счета не овладеешь… Я поступлю проще. Если попытаетесь нас обмануть, наш посланник в Тоскане будет добиваться вашей поимки и ареста как простого вора: я с честнейшим видом буду уверять, что вы у меня мошенническим образом выманили огромный фамильный алмаз… Флоренция, конечно, ваша родина, но вряд ли тамошняя полиция, доведись ей выбирать меж свидетельством нашего посланника и вашими объяснениями, поверит именно вам. Вы, как у нас говорится, отрезанный ломоть. Давненько на родине не бывали, болтались в чужих краях, растеряли все связи и знакомства, да и положение занимаете не особенно завидное… И потом, может вновь всплыть петербургская история… даже две. Уж Петербург придумает, в чем вас обвинить так, чтобы это выглядело убедительно.