Книга Zeitgeist (Дух времени) - Брюс Стерлинг

— Как его зовут?

— Я знаю, что однажды ему присвоили официальное американское имя, потому что в сороковых годах его призвали в американскую армию. Он воевал на Тихом океане, служил с дешифровщиками из индейцев навахо. А потом нанялся уборщиком на большой федеральный проект в Лос-Аламосе. Там и случилась авария, из-за которой улетучилась его личность. Была — и нету. Моя мать, твоя бабка, всегда звала его просто Джо. Ну, как «солдатик Джо» или «Эй, Джо, жвачка есть?». Ты тоже можешь называть его Джо.

— Привет, дедушка Джо, — сказала Зета. Дедушка Джо улыбнулся ей и изрек нечто цветистое, доброе, остроумное и совершенно непостижимое.

— Погоди-ка! — крикнула Зета, пристально в него всматриваясь. — Я знаю, кто это! Я знаю его! Он же тот самый старикан! Ласковый такой, он еще приносил мне игрушки и разные подарки!

— Серьезно? Ты видела его раньше?

— А как же! Только тогда он был гораздо старше. Седой, сгорбленный, бормотал что-то про себя на собственном языке, все время семенил вперед-назад. Он появлялся на Рождество и дарил мне старинные сладости с натуральным сахаром. — Зета нахмурилась. — А Первая и Вторая Мамаши твердили, что я его выдумываю.

— Славный папаша! — Старлиц благодарно похлопал его по хрупкому предплечью. — Понимаешь, у твоего дедушки Джо нет передней и задней передачи. Зато он никогда не забывает, что разглядел в будущем.

Джо сердечно кивал и виновато улыбался. Он все еще походил на призрак, но в нем на глазах прибывало самодовольства. Он напоминал молодого призывника, ставшего свидетелем невероятных нацистских зверств, но быстро восстановившего самообладание при помощи виски и записей Бенни Гудмена.

— Теперь я понимаю: тот милый старикашка был моим дедом! — радостно воскликнула Зета. — Однажды он подарил мне старомодные часы, светившиеся в темноте.

Дедушка Джо положил свою тонкую руку на плечо внучке и доверчиво посмотрел на Старлица. Тот был тронут до глубины души. Его отец пренебрег всеми сложностями и посетил свою единственную внучку, чтобы осыпать ее анахроничными дарами на дальнем краю своего скитальческого ареала, в завершающее десятилетие века. То было истинным самопожертвованием. Старлиц почувствовал, как внутри у него проходит давно мучившее его невероятное напряжение. Теперь он знал, что правильно поступил, приехав сюда. Все прошлые потери и будущие расплаты были отныне не в счет.

— Кайяк, — произнес дедушка Джо, откашлявшись. — Кинник-кинник. Нок конк.

— Он пытается с нами разговаривать! — взвизгнула Зета.

Дедушка Джо на глазах наливался силой, терял призрачность и крепчал. Он повернулся к Зете, добродушно подмигнул ей и игриво указал пальцем на Старлица.

— Тип из «Сладкой жизни». Влюбчивый осел.

— Папа молодец, — вступилась Зета за Старлица. — Он очень веселый, если с ним как следует познакомиться.

Джо прочувственно шмыгнул носом.

— Ма не знает себя, как и я.

— Это он о твоей бабке, — перевел Старлиц. — Медсестра Старлиц. Агнешка Старлиц. Понимаешь, она была узницей лагеря смерти в Польше, а потом попала в Америку и добралась до места, где могла видеть Джо лучше, чем кто-либо еще. Агнешка даже могла до него дотронуться… Они никогда не находились на одном и том же месте достаточно долго, чтобы пожениться, но отлично друг другу подходили. И даже друг о друге заботились.

— Мы можем повидаться с бабушкой? Старлиц грустно покачал головой.

— До нее теперь не достучаться, милая. У нее кресло-каталка, дистанционный пульт, овсянка трижды вдень… Иногда она сестра, иногда пациент, но чаще то и другое вместе, такая вот многофазовость… Боюсь, ты этого не поймешь, это для взрослых. Нет, повидаться с бабушкой ты не сможешь. Поверь, лучше избегать того состояния, когда начинаешь беседовать с медсестрой Старлиц. — Старлиц почесал подбородок. — Если это кому-то под силу, то в первую очередь ему.

Дедушка Джо разгулялся: встал, зевнул, потянулся. Электрогенератор тут же чихнул и выключился. Рождественские огоньки погасли. Проигрыватель взвыл, рявкнул и заглох.

Несколько обормотов еще немного поголосили рождественские гимны, а потом затихли. Дряхлый гараж погрузился в стальные потемки, озаряемые только огнем в железной бочке, но отцу Старлица не было до этого дела. Наоборот, такое мистическое освещение только придало ему сил. Теперь его настроение можно было назвать даже развязным. Глянув на ближайшего пьянчугу с веселым презрением, он изрек:

— Мужик! — Улыбка до ушей. — Ева пригласила идиота — ретромастоида, идиота, Сэма или тератоида — в одиннадцать часов!

— Наплюй на эту дурную деревенщину, папа. Мы так рады тебя видеть! Ты отлично выглядишь, учитывая, что на дворе 1999 год и все такое прочее.

Сказав это, Старлиц поднялся, чтобы успокоить свою паству новыми порциями спиртного. Вернувшись, он обнаружил, что его дочь и отец увлеченно беседуют.

— Понимаешь, дедушка, тут все дело в почитании Луны, — смущенно втолковывала Зета. — Обе мои

мамы исполняют обряды поклонения Луне в старых лесных зарослях.

— Самые наивные извращенки «Ом», — задумчиво молвил Джо.

— Представляешь, дедушка, я только что приехала из страны мусульман!

Джо снисходительно кивнул.

— Поймай мусульманину верблюда, сомалиец! Турок на гербе.

— Смотри-ка, Зета, папаша с тобой поладил! — Старлиц сел на свою мексиканскую торбу. — Пора поведать тебе историю дедушкиной жизни. — Старлиц церемонно достал янтарную бутыль с текилой «Гран Сентенарио» и стопку бумажных стаканчиков. — Ты должна ее знать. Это ведь твое наследство. Дедушке было бы нелегко рассказать ее самостоятельно. — Старлиц снял с горлышка фольгу и откинул пластмассовую крышечку. — Не возражаешь немного помочь мне с фабулой, папа?

— О нет! — сердечно согласился Джо, принимая полный бумажный стаканчик. — Растопырь жабры, аллигатор! — Он выпил.

— Во-первых, что бы Джо ни нес, никакой он не «яванский навахо», — начал Старлиц. — Он, конечно, туземец — такой, что дальше ехать некуда, но какой бы этнический ярлык ты на него ни налепила, Джо обязательно окажется кем-нибудь другим. Это и есть твое истинное происхождение, Зета. Ты принадлежишь к племени тех, кто не принадлежит ни к каким племенам.

Старлиц отхлебнул текилы. «Гран Сентенарио», урожай века, глоток ностальгии.

— Твоя семья разрушает шаблоны и живет в образовавшихся трещинах. Твой дедушка Джо всегда был одним из «них», но никогда к «ним» не принадлежал. Он яванский навахо, точка встречи двух несоприкасающихся окружностей.

— Да-да! — радостно крикнула Зета. Для нее все это было исполнено смысла. Казалось, она всю жизнь ждала этого откровения. Слушая, она дрожала от восторга.

— Джо рано пошел на войну. Войны созданы для таких, как он. Они всегда приводят к невероятным ситуациям, которые никто не может объяснить. Их невероятность становится видна только спустя многие годы, ибо за долгие месяцы боев противоборствующие стороны отучаются связно мыслить… Взять хоть дешифровщиков нава-хо, японский «пурпурный код» на Тихом океане, доисторические аналоговые компьютеры для взлома кодов, заводные кодирующие машины нацистов, «голубого» британского математика с его тайной жизнью[43]. И все это сверхсекретно, сверхважно, так что никто ничего не знает на протяжении тридцати, сорока, пятидесяти лет… Все это очень подходило для Джо, кто бы он ни был… Вернее, именно потому, что он такой. Это его и сделало таким.