Книга Измененный - Майкл Маршалл Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда женщина развернулась, я понял, что уже видел ее раньше, только одетую иначе. Официантка из «Джонни Бо». Та самая, которая обслуживала нас в понедельник.
— Что… что вы…
— Идем со мной, — сказала женщина, хватая меня за руку и увлекая к двери с такой силой, что я едва не грохнулся на пол. — Уходим. Иначе тебе конец.
Она погнала меня перед собой по галерее, к винтовой лестнице. Я, спотыкаясь, потопал вниз, виток за витком, голова раскалывалась, и сопротивляться я начал только в самом низу, уже во дворе, когда та решительно направилась к воротам.
— Кто ты такая? С чего это ты…
Женщина остановилась и стремительно развернулась, и не успел я глазом моргнуть, как ее рука легла мне на горло, а пальцы стиснули трахею. Она посмотрела мне прямо в глаза и легонько постучала по щеке — шлеп-шлеп-шлеп — двумя пальцами свободной руки.
— Никаких вопросов. Делай, что я скажу, и прямо сейчас, а не то брошу тебя здесь, и тогда всему конец.
Она отпустила меня и побежала к воротам. Я кинулся следом. Я не знал, что еще сделать. На улице стоял потрепанный пикап. Я обогнул его, пока та открывала дверцу с водительской стороны. Не успел я забраться на сиденье, как она нажала на газ и резко развернулась на сто восемьдесят градусов, выруливая на шоссе.
Но метров через тридцать женщина почему-то ударила по тормозам, внимательно вглядываясь сквозь ветровое стекло в длинную изогнутую дорожку, ведущую вдоль жилых комплексов, по которой я вчера пришел сюда с девушкой, ставшей… чьей кровью кто-то написал слово на двери ее же ванной.
— Мать, мать, мать!
Женщина вдруг дала задний ход и развернулась по длинной дуге, возвращаясь туда, откуда мы начали путь. Завершая разворот, она вылетела колесом на тротуар, отчего я ударился виском о стекло. Вжавшись спиной в сиденье, я держался за ремень, пока она гнала пикап по последним пятидесяти ярдам двухполосного шоссе.
В конце его виднелись ворота на коротких металлических столбах, и я обрадовался, увидев, что те не заперты, потому что она вряд ли стала бы тормозить.
Машина проскочила в ворота и вылетела на однополосную рябую дорогу, извивающуюся между зарослями кустов и болотами. Еще немного, и кусты сделались гуще, а грязная дорога запетляла между ними. Либо официантка уже ездила по этой дороге прежде, либо считала, что ей не оставили выбора, но она гнала все быстрее и быстрее. Я заметил пару выцветших и облезлых табличек о продаже земельных участков, означающих, что за последние десять лет кто-то пытался облагородить эту часть Лидо, но оставил затею, однако других примет цивилизации здесь не было — только ветки хлестали по стеклу.
Прошло минуты две, и дорога немного расширилась, а деревья отступили вправо, открывая вид на ровный, заросший канал. На короткий миг во мне пробудилось воспоминание об одном радостном дне, о месте, куда можно попасть, если вы обладаете бесстрашным характером и массой свободного времени. Надо выйти из мотеля «Лидо-бич», потом долго топать вдоль моря, мимо всех мотелей, за пределы местности, порабощенной и выхолощенной человеком, правда, я не знал сейчас, то ли это место. Оно исчезло за стеной деревьев, и мы снова оказались в лесу.
Еще полминуты, и пикап внезапно остановился. Впереди, сбоку от дороги, было пересохшее болото, где сейчас нашли пристанище старые покрышки, древние матрасы в коричневых пятнах и куски ржавого металла. Официантка подъехала к этому месту и развернулась на сиденье, внимательно вглядываясь в ту сторону, откуда мы приехали.
Я открыл дверцу, и меня стошнило.
Я даже обрадовался кислому запаху, он помог мне вернуться в настоящий момент, хотя то, что вырвалось изо рта на землю, было цвета красного вина, выпитого вместе с Кассандрой.
Не успел я закончить, как меня вернули в машину, дернув за ворот рубашки, после чего мимо меня протянулась женская рука и захлопнула дверцу.
— Ты закончил?
И мы снова пустились в путь, подскакивая на кочках и забираясь все глубже в дикую часть острова, в акры кустарников, деревьев, мхов, с мелькающими время от времени между пальмами лужами тухлой воды. Женщина по-прежнему ехала быстро, но не так целеустремленно, как до того.
От мельтешения деревьев на фоне яркого утреннего солнца меня мутило, я чувствовал себя разбитым, поэтому закрыл глаза. Оказалось, что с закрытыми глазами моей голове нисколько не хуже, чем с открытыми.
Поэтому я немного посидел так.
Это был один из тех снов, когда, очнувшись, обнаруживаешь, что находишься ровно в том самом месте, в котором только что был во сне. Уорнер всегда ненавидел такие сны. Те как будто давали понять, что никакого освобождения не будет, не будет выхода.
Дэвид много раз пытался избежать навязанной схемы. Выпивка, наркотики на время помогают, но потом требуют платы; работа тоже становится способом бегства, но благодаря ей он хотя бы разбогател. Изображать деятельную личность, разыгрывая из себя босса, провидца в деле продвижения компьютерных игр, — любая роль легче настоящей жизни, любая личина, которую он натягивает каждое утро, выходя из дома. Женщины тоже средство — бесконечное разнообразие форм, текстур, запахов… иногда с ними можно забыться.
Встречались такие, с которыми все проходило гладко, но встречались и такие… с которыми все было иначе. Просто на самом деле женщины разные. Он умудрялся хранить их на раздельных полках своего сознания. Обычно. Дэвид давно уже смирился с мыслью, что в реальной жизни выхода нет, однако… Что ему остается в каждом таком случае, кроме как доигрывать до конца?
Во сне он лежал на песке, голова была в тени, а ноги грелись на утреннем солнышке. Небо, на фоне которого он видел свои ноги, было безоблачно голубым, где-то рядом шелестели волны, набегая на берег, и откатывались назад, шурша обломками ракушек. Подбежал шелудивый черный пес; повернул голову, вопросительно глядя на Уорнера, и побежал дальше.
Сначала больше ничего не было, это был мирный сон, но в следующий миг Дэвид понял, что никакой это не сон, а его воспоминания. Он узнал этот пляж. На побережье рядом с Энсенадой — он был там под конец двухнедельного путешествия автостопом по Луизиане, по Техасу, а потом по загорелой Мексике. Много-много лет назад. Путешествовал с подругой. Эта экспедиция должна была продемонстрировать, «какие мы уже взрослые», а закончилась провалом в кромешную тьму.
Да, та поездка.
Уорнер также понял, что от воспоминаний ему неуютно. Кулаки заныли. Его охватило чувство вины и головокружительное предчувствие «что же будет дальше?». Главным образом угнетала зудящая мысль, что он сделал нечто такое, чего делать нельзя, но в то же время она сопровождалась твердой уверенностью, что грядущее событие вызревало где-то внутри его и избегнуть его невозможно.
У некоторых людей гнев просто испаряется. Выплескивается из какого-то источника, а затем потихоньку уносится по трубам и стокам в океан. А у других он снова впитывается в почву, возвращается, находя дорогу к истоку, вскипает и булькает под землей, дожидаясь момента, чтобы выплеснуться снова, на этот раз энергичнее, чем прежде.