Книга Графиня Дракула. Невероятная история Элизабет Батори - Габриэль Готье

«Лестница любви»

Ласло, молодой любовник Элизабет Батори, не знал о том, что на самом деле привело прекрасную графиню в его объятия.

Когда меня впервые коснулся взгляд ее бездонных глаз, я почувствовал, что готов умереть за то, чтобы увидеть ее снова. Мне показалось, что в ее взгляде собраны все тайны этого мира, что в нем горит вся страсть нашего времени, страсть, которая отгорела за века до нас, и та, которой суждено зажечься в далеком будущем. Я никогда еще не встречал таких, как она. Все девушки, которых я видел раньше, либо были похожи на бездушных кукол, закутанных в непроницаемые для порывов души коконы дорогих платьев, либо были невзрачными крестьянками, которых я совсем не воспринимал существами женского пола, способными заинтересовать мужчину. Она же была самой жизнью и самой красотой.

Я не мог выделить в ее образе, который после первой встречи навсегда запечатлелся во мне, отдельных деталей. Я видел ее считанные мгновения, а когда она исчезла в лесной чаще, гордо восседая на коне, я понял, что никогда уже ее не забуду. Не могу сказать, что именно в ней пленило меня. Знаю лишь то, что после этой встречи я не мог уже жить как прежде. Весь мир напоминал мне о ней. Весь мир и был ею, а я лишь скитался по этому миру, узнавая ее во всем и сгорая от желания увидеть ее снова. Я и не мечтал о том, чтобы заговорить с ней или ощутить ее прикосновение, или самому коснуться ее. Хотелось лишь снова увидеть ее, да узнать у кого-нибудь ее имя, чтобы назвать этим именем все прекрасное, что встретится мне.

Вряд ли я встречу что-нибудь, способное сравнится с ней, кого-нибудь, кто стоит хотя бы отблеска ее взгляда, но, знай я ее имя, я посвятил бы этому имени и воспоминаниям о ней всю мою жизнь. А если бы я узнал, что в ту мимолетную, случайную встречу и она заметила меня, и она меня запомнила, я уже больше ничего не ждал бы от жизни. Если бы я узнал, что ее память хранит где-то в своих тайниках хотя бы мою тень, для меня это было бы большим счастьем, чем если меня бы при жизни причислили к лику святых и осыпали бы почестями на каждом шагу.

* * *

Когда мы с ней увиделись во второй раз, я, как это обычно бывает, прогуливался верхом по лесным тропинкам. Мне нравится лес, его тишина, его таинственные чащи и прекрасные поляны. Некоторые старые деревья, кажется, готовы поделиться с каждым, кто готов их услышать. Я слушал их и угадывал в их шепоте невероятные обещания, которым не верил. Я спрашивал совета у быстрых ручьев, которые берут начало от подземных ключей, но они лишь смеялись над моими думами. Каждая птица и каждый зверь в этом лесу знали больше меня, но не хотели ничем мне помочь.

В тот день, при встрече, она заметила меня. Она улыбнулась мне и поманила за собой. Я не верил в то, что происходит, моя душа в этот момент, казалось, отделилась от тела и заполнила собой всю вселенную, готовая стать еще больше от счастья или сникнуть от горя. «Может быть, она с кем-то спутала меня», — подумал я. Но она, совершенно точно, позвала меня. Мой конь едва поспевал за ее жеребцом. Я смог теперь лучше разглядеть ее и понял, что тот мимолетный образ, который приобретает теперь точные черты, не передавал и десятой доли ее настоящей красоты. В тот день мы не обменялись с ней и парой слов. Самым главным для меня было то, что когда наши кони разъехались в разные стороны, она знала мое имя, а я знал ее, и то, что она не хотела больше полагаться на случайные встречи. Она назначила место и время, где будет ждать меня.

Когда я услышал ее голос, я понял, что хочу всегда слышать его. Мне казалось, что я слышу этот голос не ушами, а всем своим существом, что я растворяюсь в нем. Он проникал в глубины моей души и открывал мне красоту и совершенство мира, о которых раньше я не мог и мечтать.

Когда настал день нашей встречи, а все дни до этого прошли для меня как бесконечная череда воспоминаний и сомнений, я поневоле задумался о том, не приснилось ли мне все это. Это было так непохоже на правду, что я, измученный ожиданием, не верил уже в то, что сегодня снова встречусь с самой прекрасной девушкой на свете.

* * *

Она завлекла меня в самые глубины лесной чащи. Она вела себя как шаловливый ветер ранней весной, который будит все, что спало под бесчувственным снегом. Мне казалось, я знаю, что ей нужно от меня, но до последнего момента, до последнего шага, который был сделан, до тех пор, пока наши губы не скрепил поцелуй, от одной мысли о котором можно умереть, я в это не верил. Она ничего не говорила мне, но дела говорят яснее, чем тысячи слов.

Она была горячей, как огонь, этот огонь поджег меня и если бы он нашел выражение в обычном пламени, которого боятся деревья, то его силы хватило бы на то, чтобы сжечь дотла весь тот лес, который служил нам укрытием. Огонь нашей страсти имел бы силу, которой позавидовали бы все молнии, которые ударяли в землю со дня сотворения мира.

Ее страсть, направленная на меня, не находила утоления. Будь на моем месте глубокое северное море, оно вскипело бы. Оно превратилось бы в облака пара, оставив после себя лишь каменистое дно, да удивленных внезапным превращением бескрайних водных полей в пустыню морских чудовищ. Элизабет, подобно тому, как дикий зверь держит свою добычу, обвивала меня. Она стала единым целым со мной, и это давало мне силу, которой нет даже у моря.

То счастье, которое я испытал в ее объятиях, нельзя передать словами, его нельзя описать или создать для него границы. Я скорее не понял, а ощутил тогда, что человек, испытавший подобное, уже никогда не будет бояться смерти. Те часы, которые мы провели вместе с ней, равняются бесконечному количеству жизней людей, которые не испытали того, что испытал я. Когда ты прожил жизнь, бесконечную, полную бесконечного счастья, тебе уже ничто не страшно. Мне казалось только, что она, хотя и нашла во мне то, что искала, не до конца получила то, что ей было нужно. Она была счастлива в моих объятиях, но я не чувствовал в ней того счастья, которое она дала мне. Я не знал, что ей нужно, не знал, чем еще можно наполнить ее, и лишь надеялся, что я всего лишь не вполне понимаю ее. Я надеялся, что ее счастье так же огромно, как мое, что она так же, как я, прожила вместе со мной бесконечную, полную восторга, жизнь.

* * *

Когда ее огонь на время затихал, Элизабет снимала печать молчания со своих прекрасных губ. Она рассказывала мне о драконах, которые живут на болотах и принимают в жертву юных девственниц в обмен на спокойствие местных жителей. «Теперь я не подхожу в жертву дракону», — сказала она мне тогда, когда огонь нашей страсти впервые утих, и мы разомкнули объятия.

Она говорила мне о том, что не всякий может убить дракона, что для этого самому нужно быть немного драконом. Что тот, кто решается на это опасное дело, рискует не только сгореть или быть съеденным заживо. Он сам может стать вместилищем для души чудовища, которая найдет способ утолить свой вечный голод, не пожалев при этом и того, в чьем теле обитает.

* * *

Мы виделись с ней так часто, как это было возможно. Она просила меня не следовать за ней, просила не пытаться узнать, кто она. Поэтому каждая наша встреча была для меня как последняя. Она назначала следующий день и час, и я жил лишь ожиданием этой встречи, и меня доводила до безумия мысль о том, что я, возможно, никогда больше не увижу ее.