Книга Танец на кладбище - Линкольн Чайлд

Почти сразу же справа послышался хруст ветвей. Д’Агоста направил туда свет, но луч фонарика уперся в стену кустарника, за которой было темно. Выключив фонарик, он подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Потом заговорил:

— Это общественная собственность, а я представитель закона. Немедленно выходите, или я арестую вас за сопротивление полиции.

Справа опять послышался треск. Повернувшись туда, д’Агоста увидел выходящую из папоротников фигуру: мертвенно-бледная зеленоватая кожа, запачканное кровью и грязью изможденное лицо, лохмотья на худом теле с выпирающими суставами.

— Эй, вы!

Фигура пошатнулась, словно потеряв равновесие, но потом с дьявольской решимостью устремилась вперед. На д’Агосту уставился недобрый глаз. Другой был скрыт под толстой коркой крови и грязи. «Ва-а-а-а-а-у-у-у-у-у…»

— Господи Иисусе! — ахнул д’Агоста, отшатнувшись.

Бросив фонарь, он попытался вытащить свой «глок».

Но тут существо бросилось на него, ломая кусты. Д’Агоста поднял пистолет, но страшный удар по голове остановил его. Все вокруг завертелось и исчезло.

34

Моника Гатто открыла глаза, подняла голову со стола и, расправив плечи, приняла бодрствующий вид. Потом настороженно огляделась. Большие часы на противоположной стене показывали половину десятого вечера. Предыдущего ночного дежурного уволили из морга за то, что он спал на работе. Выровняв бумаги, лежавшие на столе, она снова посмотрела по сторонам и немного успокоилась. Люминесцентные лампы привычно освещали плиточный пол и кафельные стены, в воздухе стоял запах химикалий. Все было спокойно.

Но ведь что-то ее разбудило.

Гатто поднялась из-за стола и одернула форму, плотно облегавшую пышные формы. На службе надо выглядеть подтянуто и аккуратно. Ей вовсе не хотелось потерять эту работу: здесь хорошо платили и, кроме того, полагалась медицинская страховка.

Наверху послышался какой-то шум. Наверное, очередного жмурика привезли. Гатто улыбнулась, довольная своими успехами в освоении местного жаргона. Вынув из сумочки зеркальце, она подкрасила губы, поправила прическу и проверила, не блестит ли нос.

Негромко хлопнули двери лифта. Слегка надушившись, женщина убрала зеркальце в сумочку и повесила ее на спинку стула. Потом опять поправила бумаги на столе.

Послышались торопливые шаги, но не со стороны лифтов, а на лестнице. Это было довольно странно.

Шаги быстро приближались. Потом дверь на лестницу распахнулась, и в коридор вбежала женщина в черном платье и туфлях на высоких каблуках. Ее золотистые волосы в беспорядке разметались по плечам.

От удивления Гатто потеряла дар речи.

Женщина остановилась посередине коридора. В холодном свете люминесцентных ламп лицо ее казалось серым.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — вежливо спросила Гатто.

— Где оно? — закричала женщина. — Я хочу его видеть!

— Оно? — удивленно переспросила Моника.

— Тело моего мужа! Уильяма Смитбека!

Гатто испуганно отшатнулась. Эта мадам явно не в себе. Послышались громкие рыдания, сквозь которые Гатто различила чуть слышный шум поднимающегося лифта.

— Фамилия Смитбек! Где оно?

Из динамика внутренней связи раздался громкий голос:

— Говорит охрана. В здание ворвалось постороннее лицо! Гатто, вы меня слышите?

Придя в себя, Моника быстро нажала кнопку связи.

— Здесь…

Голос из динамика перебил ее:

— К вам бежит какая-то психопатка. Может представлять опасность. Не применяйте силу. Сейчас подойдет охрана.

— Да она уже здесь…

— Смитбек! — опять завопила женщина. — Журналист, которого убили!

Гатто невольно посмотрела на морг № 2, где лежал труп известного журналиста. Его убийство наделало много шума, газеты пестрели броскими заголовками, им звонил сам комиссар полиции.

Женщина бросилась к двери морга, которую ночная смена уборщиков оставила открытой. Только сейчас Гатто спохватилась, что не заперла ее.

— Подождите! Туда нельзя!

Но женщина уже исчезла внутри. Гатто в панике вскочила. В инструкции ничего не говорилось о том, как поступать в подобных случаях.

Двери лифта со звоном открылись, и в коридор вывалились двое запыхавшихся охранников.

— Эй, куда она делась?

Гатто молча указала на морг № 2.

Охранники на минуту остановились, чтобы отдышаться. Из морга донесся грохот, затем звон металла и скрежет выдвигаемого стального ящика. Потом что-то разорвали и послышался плач.

— О Господи! — простонал один из охранников.

Они кинулись к открытой двери морга. Гатто осторожно последовала за ними. Ее разбирало любопытство.

Перед ней предстала сцена, помнить которую она будет до конца жизни. В центре помещения стояла женщина, похожая на ведьму. Глаза ее сверкали, рот кривился в нечеловеческом оскале, спутанные волосы падали на лицо. За ней виднелся выдвинутый металлический ящик. В одной руке женщина держала пустой окровавленный мешок, другая сжимала что-то похожее на пучок перьев.

— Где тело? — кричала она. — Где тело моего мужа? И кто оставил здесь это?

35

Припарковав полицейский автомобиль у дома № 891 на Риверсайд-драйв, д’Агоста вышел и постучал в тяжелую деревянную дверь. Через полминуты ее открыл Проктор. Взглянув на лейтенанта, он молча отступил в сторону, пропуская того внутрь.

— Вы найдете его в библиотеке, — тихо сказал он. Д’Агоста пошел через длинную трапезную и холл, прижимая носовой платок к ране на голове. Пендергаста он застал в компании старого чудаковатого архивариуса по имени Рен. Они сидели в кожаных креслах у горящего камина рядом со столиком, на котором стояла бутылка портвейна и высилась куча бумаг.

— Винсент! — воскликнул Пендергаст, вскакивая с кресла. — Что случилось? Проктор, усадите его в кресло.

— Я и сам могу сесть, — буркнул лейтенант. Опустившись в кресло, он осторожно погладил голову.

Кровь больше не шла.

— Небольшое происшествие в Вилле, — глухо произнес он.

Он не мог сказать, что его бесило больше — мысль о зарезанных животных или то, что он позволил какому-то алкашу стукнуть его по голове. Во всяком случае, он надеялся что это дело рук алкаша. К другому повороту событий лейтенант еще не был готов.

Пендергаст наклонился, чтобы рассмотреть рану, но д’Агоста отмахнулся.

— Так, царапина. Голова всегда кровит, как недорезанная свинья.

— Может быть, выпьете? Налить вам портвейна?

— Лучше пива. «Бадлайт», если у вас есть.