Книга Письма, несущие смерть - Бентли Литтл

Я вошел.

Парни остались в коридоре.

Дверь за мной закрылась.

Щелкнул замок.

Комната, в которой я оказался, напоминала кабинет. На полу — серый ковролин. В центре — складной стол и два деревянных стула по обе стороны от него. Вот и вся мебель. Голые стены. Ни одного окна.

Они наверняка ждали, что я — хоть и слышал щелканье замка — подергаю ручку и проверю, заперто ли. Не дождутся.

Интересно, установлена ли здесь видеокамера. Вполне возможно. Я стал прохаживаться по комнате, как будто тот, кто назначил мне встречу, опаздывает, а я спокойно его жду. Будь там какие-нибудь безделушки, я взял бы их в руки и притворился, что разглядываю. Не знаю, сколько прошло времени. Час? Два? У меня заболели ноги, и я сел, как бы невзначай, но ни на секунду не забывая о возможной слежке.

Я скрестил ноги, усаживаясь поудобнее. Руки девать было некуда. Я положил их на стол и понял, что долго так не просижу.

А если я захочу в туалет? Жажда уже мучила меня, и в конце концов я проголодаюсь. Они надеются, что я стану колотить в дверь и требовать, чтобы меня выпустили? Или умолять, чтобы дали стакан воды?

Такого удовольствия я им не доставлю. Присланное заявление было приманкой, а теперь они проверяли, достоин ли я работать на них.

Достоин ли?

Да. В этом все дело. Зарабатывать на жизнь сочинением писем было бы для меня честью и привилегией, сбывшейся мечтой, и, несомненно, они это уже знали. Я не представлял, что таилось за всем этим: чья-то личная инициатива или секретное ведомство в рамках министерства обороны или ЦРУ, но я верил — нет, я знал, — кто бы они ни были, они нашли способ узаконить и поставить себе на службу могущество талантливо написанных писем.

Тогда зачем они преследовали тебя, вторгались в твои сновидения? — спросил рациональный внутренний голос.

Я приказал ему заткнуться.

Время шло.

Если, как подсказывали мои биологические часы, я вошел сюда во второй половине дня, то сейчас уже был вечер. Часов восемь-девять. Я проголодался, во рту пересохло так, что, сглатывая слюну, я начинал задыхаться. И отчаянно хотелось в туалет.

В самый критический момент дверь распахнулась, и один из моих, как я мысленно называл их, конвоиров заявил: «Можете пройти в туалет». Я последовал за ним по коридору к двери без ручки. Хотя я мог бы заговорить с конвоиром, я гордо промолчал, решив, что буду вести себя как военнопленный.

Конвоир остался в коридоре. В маленьком санузле, чуть больше встроенного шкафа, оказались настенный писсуар и унитаз, но раковины не было. Я-то рассчитывал напиться из крана и теперь просто умирал от жажды. Использовав писсуар по назначению, я неохотно вышел из туалета. Конвоир отвел меня обратно в камеру, где я нашел на столе кувшин с водой и стакан.

Конвоир вышел, закрыл и снова запер дверь, и только тогда я небрежно наполнил стакан. Мне хотелось выпить воду залпом, но я сделал маленький глоток, и прохладная успокаивающая жидкость легко заскользила в мое обезвоженное горло. Я не желал, чтобы они поняли, как отчаянно я нуждался в воде, и спокойно сделал еще один маленький глоток, поклявшись, что выпью только один стакан.

Кто знает, на сколько придется растянуть их подачку.

Пока тишину нарушали лишь те звуки, что издавал я сам, но вдруг из соседней комнаты донеслись крики, такие жуткие вопли, словно находящегося там мужчину —

пытали

— допрашивали.

Представление явно предназначалось мне, но я понятия не имел, зачем им это было нужно. Крики были приглушенными — моя дверь заперта, его дверь заперта, и между нами была стена, но человек точно кричал от невыносимой боли, и те, кто мучил его, хотели, чтобы я это знал.

Часов ни у меня, ни в комнате не было. И окон тоже. Поэтому я никак не мог оценить, сколько продолжались крики, но мне казалось, что чуть ли не час. В конце концов дверь открылась и вошел пожилой мужчина в обычном костюме чиновника или менеджера средней руки. Он сел за стол напротив меня, открыл черную папку, перелистал страницы и только тогда поднял на меня глаза и равнодушно спросил:

— Как вы себя чувствуете, мистер Хэнфорд?

— Отлично, — солгал я.

Похоже, он даже не прислушался к моему ответу и все так же безразлично пробормотал:

— Хорошо, хорошо. — Он еще полистал страницы и встал. — Не хотите что-нибудь добавить?

Из соседней комнаты снова донесся пронзительный вопль и тут же оборвался. Воцарилась зловещая тишина.

— Нет, — сказал я.

— Ну, если захотите, дайте нам знать. Договорились?

Не дожидаясь ответа, он подошел к двери, трижды постучал, затем открыл ее и вышел в коридор.

Я снова остался один в полной тишине.

Через некоторое время я налил себе еще стакан воды и выпил. И не заметил, как заснул.

Проснулся я потому, что от неудобной позы затекла и заболела шея. Видимо, я спал довольно долго. И за это время мне принесли еду. Два огромных черничных кекса и высокий стакан с апельсиновым соком. Кексы еще не успели остыть, значит, их принесли недавно. Не забывая о том, что за мной, вероятно, следят, я стал есть медленно, аккуратно, как будто это обычный день и мой обычный завтрак. Я съел оба кекса и выпил весь сок.

Время тянулось невыносимо медленно. Я вполне мог бы поразмышлять о происходящем, погадать о будущем, но я заставлял себя не думать. Я не хотел втягиваться в этот мысленный водоворот и намеренно занимал свой мозг воспоминаниями о музыке, о пластинках, которые недавно купил, которые хотел найти, которые еще в школе или в колледже одолжил друзьям и так и не получил назад. Вспомнив о старых друзьях, я решил, что мог бы написать им письма, а это, в свою очередь, навеяло мысли о других письмах и в конце концов о том, почему я оказался здесь.

Мне чертовски нравится подпольно записанный альбом группы. «Джетро Талл» «Игра страстей». Я купил его на прошлой неделе. Как жаль, что не смог найти их альбом «Менестрель на галерее».

И снова о письмах. И снова о музыке…

Через некоторое время мне снова понадобилось в туалет, и довольно скоро в дверях с тем же приглашением «Можете пройти в туалет» появился второй охранник. На этот раз, вернувшись, я обнаружил на столе, рядом с кувшином воды и чистым стаканом, ручку и чистый лист бумаги. Я решил посмотреть, не написано ли что-нибудь на обратной стороне листа, и увидел под ним конверт с маркой.

Они хотят, чтобы я написал письмо.

Но какое письмо и кому?

До сих пор я им не поддавался: не разговаривал с охранниками, не задавал вопросов невзрачному «чиновнику». Удержусь от соблазна и сейчас. Никаких писем. Буду просто выжидать и таращиться в пространство.

Время тянулось медленно. Не знаю, сколько часов прошло, но моя решимость потихоньку слабела. В голове метались самые разные мысли, которые я хотел выразить, жалобы, которые хотел составить, вопросы, которые хотел задать.