Книга Город грешных желаний - Елена Арсеньева

Опустошенная, она едва держалась на ногах, но в головепросветлело, и Троянда догадалась, что нужно просто лечь на землю: траватеплая, холодно не будет, и спина перестанет болеть.

Правда перестала… Троянда лежала, блаженно раскинувшись,щурясь от мягкого света, кое-где пробивавшегося сквозь тенистый узор листьев ицветов, и чувствовала, как боль медленно впитывается в землю. Ах, как хорошо,хорошо… Она была так измучена, что, едва вынули клинья из спины, заснуламертвым сном, но ненадолго: новый приступ боли пронзил ее. На сей раз не вспине, а внизу живота. Приступы следовали один за другим и были с каждым разомвсе сильнее. До Троянды донеслись чьи-то стоны, и она не сразу поняла, что самастонет, и хрипит, и хватает воздух пересохшими губами.

Ей страшно хотелось пить, но разве хватит сил подняться идоползти до фонтана? Нет, надо еще потерпеть. Это скоро кончится, ну не можетже это длиться вечно!..

Боль вдруг ударила с такой силой, что роженица с громкимстоном резко согнула ноги — и тут же внутри у нее что-то словно бы лопнуло. Онаощутила, что из ее тела изливаются потоки тепловатой жидкости, и в мимолетномпросветлении вдруг поняла, что происходит: она рожает! У нее начались роды!Раньше на два месяца!

Отовсюду, из каких-то закоулков памяти, слетелись, собралисьразрозненные сведения, обрывки разговоров, какие-то случайные воспоминания. Этоне просто боли — они называются схватки, а жидкость — это какие-то там воды, которые«отходят» перед тем, как рождается ребенок, и теперь надо посильнее тужиться,чтобы он родился, ну а потом перегрызть пуповину.

Это все, что она знала о родах. Не больно-то много дляженщины, которой предстоит сделать это без повитухи, без малейшей стороннейпомощи, — но больше узнать все равно неоткуда. Тужиться, значит? Хорошо, онабудет тужиться. Это хоть как-то приглушает боль!

Она тужилась, цепляясь ногтями за траву и кряхтя. Что-тораздирало ей чресла все шире и шире, лезло из ее утробы на волю, но, несмотряна все свои усилия и на старания Троянды, никак не могло извергнуться. Трояндасадилась, ложилась, билась о землю… Хотелось вцепиться во что-нибудь, но травас корнем вырывалась из земли, Троянда отбрасывала ее, вырывала новые пучки…Розовые кусты тряслись, лепестки падали, уже все вокруг было усыпано ими, онилипли к потному лицу Троянды, и та беспомощно сдувала их, не переставаятужиться, изо всех сил тужиться.

Нет, не получается! Она не может больше выносить эту боль! Игорло у нее болело — наверное, она кричала, хоть и не слышала своих криковсквозь оглушительный звон в голове.

И что, их никто больше не слышит? Никто не придет на помощь?А если она не родит сама — что будет?!

Страшное воспоминание ударило по глазам: черная, застывшая,бесформенная груда в тени магнолий — Молла; а меж ее окровавленных ног —покрытая кровавой слизью головка и крошечные скрюченные ручки.

Троянда испустила такой вопль, что услышала свой крик,взвившийся над розовыми кустами, словно обезумевшая птица. И ей почудилось,будто все внутренности ее вдруг вырвались из тела — невыразимо легко сталовдруг, и вздувшийся живот опал, что-то завозилось между ног, но что — Трояндане могла посмотреть: она лишилась сознания.

Она очнулась почти тотчас и знала, что беспамятство длилосьлишь мгновение. Ее покрытое потом тело даже не успело остыть под легкимдуновением ветерка.

Надо перевязать пуповину… сейчас. Троянда не могла и пальцемшевельнуть от слабости. Еще минутку…

Значит, это случилось. Она родила ребенка. Сейчас онапосмотрит на него и узнает… И вдруг Троянда с изумлением почувствовала, что ейсовершенно все равно, кого она увидит. Теплая волна пошла от сердца,захлестнула сознание, и Троянда поняла: она будет любить этого ребенка, кем быон ни оказался. Она уже любит его!

* * *

— Госпожа! О… святые апостолы!

Кто это кричит? Троянда с усилием повернула голову и увиделаполузабытое лицо своей служанки, искаженное ужасом. Какой у нее пронзительныйголос!

— Что вы наделали! Что вы наделали с собой и с младенчиком!О синьор! Синьор Пьетро!

— Погоди, не кричи! Дай мне моего ребенка, — пыталасьостановить ее Троянда, но та ринулась в дом, не переставая кричать:

— Помогите! Спасите, во имя неба! Синьор Пьетро! Беда!

Троянда, скрипнув с досады зубами, попыталась подняться. Нузачем эта дура кого-то зовет? Это ее, Троянды. ребенок, и никому она его неотдаст. Сейчас она возьмет его, наконец-то прижмет к себе… вот толькоперевязать эту чертову пуповину!

Невероятным усилием Троянда села — и увидела на траве,залитой кровью, окровавленный комочек со скрюченными ручонками. Ребенок…маленький человеческий детеныш! Ни рогов, ни хвоста! Он человек, ох, славабогу!..

И только тут Троянда осознала, что ее ребенок не кричал, нешевелился. Он был мертв. Пуповина обвилась вокруг его шеи и задушила его.

* * *

— Троянда! О господи! О-о… что это?!

Аретино ворвался в сад как ураган, и новые, новые лепесткипосыпались с розовых кустов на лицо Троянды, на землю, на траву…

Чудилось, всю жизнь Аретино только и делал, что принималдетей. Он перерезал пуповину кинжалом, который всегда носил у пояса, отшвырнулего, перевязал пуповину, сильным движением, вызвавшим у Троянды новый вопль,выдавил из ее тела послед, а потом схватил младенца и ринулся с ним к фонтану.

Троянда видела, как Пьетро обмывает своего ребенка, какосвобождает его горло и своим большим ртом пытается вдуть воздух в крошечныеприоткрытые губки. А на него безжизненными глазами смотрела мраморная Ниобея ивсе лила, лила свои слезы, переполнявшие чашу фонтана… Она ведь плакала потому,что завистливые боги отняли всех ее детей, и она знала: все усилия Аретинонапрасны, спорить с волею богов бесполезно!

Наконец Аретино тоже осознал это и, осторожно положивмладенца на траву, подошел к Троянде:

— Все напрасно. Он умер.

— Он?.. — едва шевельнула та губами, но Пьетро расслышал икивнул:

— Да. Это мальчик. Сын был бы… Ох, зачем ты так?

Зачем?! Неужели так возненавидела меня из-за Джильи, чторешила отомстить?! Но это жестоко… так жестоко!

Он обхватил руками голову и закачался из стороны в сторону.

У Троянды слезы хлынули из глаз.

— Пьетро, прости меня! Прости! Я сделала это ил любви ктебе. Я не знала… понимаешь, я не знала точно твой ли это ребенок, поэтому…