Книга Ларец Зла - Мартин Лэнгфилд

— Ни страха, ни ненависти…

— Я сказал — назад!

Адам бросился на него и попытался сразу же отобрать ключ, но тот выскользнул из рук и покатился по полу. Противники кинулись за ним. Адам оказался первым, но враг напал сзади и, оглушив его, вновь завладел маленьким барабаном. Вскочив на ноги, он вернулся к столу и вновь водрузил ключ на крышку большого.

Марифат завертелся быстрее, а золотистое свечение сменилось яркими сполохами красного и синего, бившими изнутри. Воздух вновь мгновенно наэлектризовался, и на уши стал давить низкий, зловещий гул.

Адам рванул врага, стоявшего к нему спиной, на себя, и оба покатились по полу, вцепившись друг другу в горло. Они бились не на жизнь, а на смерть, и никто не желал сдаваться. И вот, когда силы уже начали оставлять Адама, он резко подбил ножку стола. Марифат соскользнул с него, рухнул на бетонный пол и сдетонировал.

— Нет мне прощения… — прошептал его создатель.

Пространство и время взорвались перед лицом Адама… Над поврежденным устройством на краткий миг вспыхнуло неумолимое, беспощадное Око, брызнув во все стороны нестерпимым для человеческого зрения желтым светом. Адам успел защититься от этого удара молитвой-зеркалом, а его противник истлел в считанные секунды прямо на глазах.

После этого Адам потерял сознание.

Искривляя материю вокруг, слепо шаря повсюду в поисках подпитки, энергии, которую можно было бы вобрать в себя, Марифат наткнулся лишь на своего создателя — на его боль, ненависть и ярость… Этого было мало для вселенской катастрофы, но вполне достаточно для «большого фейерверка». Высосав из своего творца все его предсмертные переживания и преобразовав их в своем чреве, Марифат выплеснул яд наружу.

Адам, даже бесчувственный, мешал устройству. Его спокойствие, отсутствие даже тени страха преградили путь невидимому лучу. Впрочем, ненадолго. Энергия Марифата, подобная искривленной молнии, все же вырвалась на свет божий и поразила первое, что подвернулось под руку, — линии силовых передач. Короткое замыкание стало распространяться с невероятной скоростью по принципу цепной реакции, и на всем северо-востоке Соединенных Штатов в одночасье вырубился свет…

Литл-Фолс,

27 августа 2004 года

За завтраком Роберт сочинил для Кэтрин довольно неуклюжую басню о том, что он не очень ловко пытался разнять драку таксиста с недовольным клиентом и в итоге сам был избит.

— Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — философски изрекла его жена.

Кэтрин страдала, зная, что не может открыться Роберту. Приказ Сторожа был отдан, и ее тайная миссия началась. Она презирала саму себя за то, что вынуждена обманывать мужа, но у нее не было сейчас иного выхода.

А Роберт тем временем вкратце рассказал о странной гибели Лоуренса Хенкота, благоразумно не упомянув о возможной причастности к ней Адама. Перекинулись они парой слов и о его временном отстранении отдел в Джи-би-эн.

Кэтрин фыркнула.

— Джон — сволочь. Он боится тебя, и поэтому так поступает. Держит тебя за конкурента, который в любой момент может оказаться в его кресле. Нет, я серьезно. Он убежден в этом, и отсюда все твои беды. Хорошо, что у тебя там есть свой агент влияния. Я имею в виду Скотта. Он не даст тебя в обиду.

После этого Кэтрин объявила, что вновь должна отлучиться.

— Если сумеешь разузнать что-нибудь новое об Адаме и этой его странной посылке, дай мне знать. Я буду в студии йоги.

— А я возвращаюсь на Манхэттен. Надо повидаться со Скоттом и подписать кое-какие бумажки.

Она оглянулась на него уже от двери:

— Когда я служила в британском МИДе…

Кэтрин так за все эти годы ни разу и не заикнулась о причинах, побудивших ее оставить успешную карьеру. Она не имела права.

— Я весь внимание.

— …настам научили доверять интуиции. Первым впечатлениям, которые, как известно, на поверку оказываются самыми верными. Наитию, если хочешь. Выражение «печенкой чувствую» было для нас не пустыми словами, а служило сигналом к действию. И знаешь, Боб, порой это спасало нам жизнь.

— Хорошо, что ты вовремя слиняла оттуда и отыскала меня. Я тебе по гроб благодарен за это.

— Что-то с тобой не то, Роберт…

— У каждого из нас бывает в жизни черная полоса.

— Я не об этом. Такое впечатление, что ты…

— Что я — что?

— Что ты боишься. Я никогда не видела тебя таким… внутренне испуганным.

— И чего же я боюсь, по-твоему?

— Не знаю… Думаю, и ты этого не знаешь.

Роберт лишь вздохнул в ответ.

— И совершенно напрасно, — ровным голосом продолжила Кэтрин. — Ведь ты скала, Боб. Самая настоящая скала. Будь ею и впредь.

— А может, я гордый орел, победно зыркающий с этой скалы?

— Больше не дерись с таксистами. Я извела на тебя всю перекись водорода.

Оставшись один, Роберт вспомнил о Терри. Как она там, что с ней? Случились ли какие-то новые события? Когда она выйдет на связь? Он хотел и не хотел этого. Больше хотел. Сегодня он проснулся уже не тем Робертом, каким был вчера утром. В нем многое переменилось за истекшие сутки, и он был готов к плохим новостям.

Ему вдруг вспомнился тот давний вечер, когда они с Кэтрин вновь увиделись и влюбились друг в друга…

Майами,

сентябрь 1998 года

Они встретились в пятницу в вестибюле гостиницы «Билтмор».

Роберт, который всю неделю писал репортажи о разрушительной деятельности надвигавшегося на США урагана «Джордж», валился с ног от усталости и чувствовал себя выжатым лимоном. Сутки напролет он строчил отчеты о сотнях жертв в Доминиканской Республике, о тысячах беженцев с Карибов… И дело шло к тому, что ураган вот-вот ударит по Майами. Роберт уже распорядился об эвакуации с побережья городского бюро Джи-би-эн, а сам перевел свою штаб-квартиру в гостиницу, которая находилась подальше от воды. И сейчас он спустился в вестибюль только лишь для того, чтобы объявить Адаму, что не сможет принять участие в его очередной «тайной вечере».

Адам, который в те времена жил между Гаваной и Майами-Бич, за две недели до встречи разослал всем короткое письмо, в котором предлагал собраться в этот час в вестибюле «Билтмора». Адам был в своем репертуаре — письма он составил при помощи симпатических чернил, и каждый из приглашенных получил в конверте половинку почтовой открытки. Последняя вызвала у Роберта особенно сильный приступ раздражения. Ему казалось кощунственным разыгрывать идиотские представления в такие дни, и он был полон решимости высказать это Адаму в лицо.

— С «Джорджем» шутки плохи, — сказал он Адаму, когда тот позвонил ему. — Если он доберется до Майами, мало никому не покажется. Это будет похоже на взрыв гигантской бомбы.