Книга Сборщик клубники - Моника Фет

Мерли набрала воздуха, чтобы обрушиться на меня с новой тирадой, но потом, видно, передумала, резко повернулась и выбежала из квартиры. Мне не хотелось обижать ее, но я не могла заставить себя идти и умолять ее вернуться. Я решила принять ванну и почитать. И подумать о Нате.

Я мечтала привести его к нам и познакомить с Мерли, чтобы она перестала на меня злиться. Он бы ей понравился. Она бы меня поняла. Ах, если бы Нат не был таким диким. Но это печальные последствия его тяжелого детства. Его дед и бабка не разрешали ему заводить друзей, приглашать их домой, даже на день рождения. Это отравило ему всю взрослую жизнь.

Я вытянулась в теплой воде. Пена с запахом цветка апельсина приятно щекотала кожу. Я закрыла глаза и представила себе лицо Ната. Ничего, я подожду. Я буду с ним терпелива. И буду любить его, любить, любить…

И вдруг…

Вдруг в памяти зазвучал голос Каро. Она сказала нечто такое, чего мне не хотелось слышать. И я увидела ее лицо. С каким она лежала в морге. Ее лицо напротив лица Ната. Меня прошиб озноб, несмотря на теплую воду.

Мерли не побежала искать утешения в объятиях Клаудио, чем гордилась. Вместо этого она пошла к своим ближайшим друзьям и соратникам Дорит и Бобу. С ними ей всегда было легко. Последние шесть месяцев они жили вместе в квартире из нескольких маленьких комнат, соединенных друг с другом, так что можно было обойти все по кругу и вернуться в первую.

— Чай будешь? — спросил Боб, беря чайник, чтобы налить в него воды.

Мерли кивнула и села на продавленный диван, что стоял у них на кухне.

— Если хочешь поговорить… — начала Дорит, которая доставала из буфета печенье.

— Нет. — Мерли покачала головой, глядя, как они ходят по своей уютной, ярко освещенной кухне. Отчего-то многие люди предпочитают сидеть на кухне. Практически все, кого она знает. Наверное, по этой причине она никак не может расстаться с Клаудио: всю свою жизнь он неизбежно проводит на кухне.

— Ты хочешь, чтобы мы с тобой посидели или предпочитаешь побыть одна? — спросила Дорит, наливая ей чаю.

— Второе, — ответила Мерли. — Если вы не возражаете.

— Ничуть. — Боб послал ей воздушный поцелуй.

Они взяли свои чашки и ушли в комнату. Мерли не чувствовала себя виноватой. Для своих друзей она сделала бы то же самое. Сейчас ей необходимо было подумать, и здесь думалось лучше, чем где-либо еще.

Берт узнал Малле Клестофа, едва тот вошел в кабинет, где жена клубничного фермера снова разрешила ему проводить допросы. Она соблазнительно двигалась, одетая в полупрозрачное летнее платье с глубоким вырезом. Рабочие, наверное, сворачивали шею, глядя на нее.

Берту она не понравилась, и главным образом из-за голоса — плоского, тусклого и скрипучего, как у робота. Удивительно, что такой механический голос помещался в ее шикарном теле. Он раздумывал об этом необъяснимом противоречии, пока не явился Малле.

Малле Клестоф был известный сплетник. Он знал все: кто откуда приехал, кто семейный, кто одинокий, кто с кем спит, кто кому должен и сколько. Будучи хранителем столь важной информации, он, конечно, важничал, и его пришлось уламывать, чтобы он начал рассказывать. Его собственное алиби в отношении Каро и Симоны было подтверждено фермершей и его приятелем Натаниелом Табаном. Оба этих дня Малле помогал ей на ферме, а вечера провел в Брёле в пивной с Натаниелом.

— А этот Натаниел Табан…

— Нэт? А что Нэт? — Малле с вызовом выпятил подбородок.

Берт отметил про себя его уменьшительное имя.

— Расскажите мне о нем.

— А что рассказывать? Мне о нем и сказать-то нечего.

— Ну уж. Вам обо всех есть что сказать.

— Он одинокий волк, как и я. И он мой друг.

«Это ты-то волк? — подумал Берт. — Больше на гиену похож». Он не помнил, стайные ли животные гиены или одиночки. Помнил только, что падальщики.

Через полчаса пустого трепа стало ясно, что Малле действительно мало что знает о своем друге.

— А где он сейчас?

— У него сегодня отгул. Он кататься поехал.

— Кататься? Куда?

— По округе колесит. Он, как появился, уж сотни километров намотал. Я видел у него на спидометре. Тайком подглядел. Нэт страшно не любит, когда суют нос в его дела.

Еще через полчаса Берт его отпустил. Под конец Малле подозрительно замолчал, будто испугался, что сболтнул лишнего. Потемнел лицом, словно жалюзи опустились.

— Ладно. До следующего свидания. — Берт протянул ему руку.

— Опять до свидания? Чего вы хотите?

— Распутать это дело. Мне невыносимо сознавать, что убийца четырех молодых женщин ходит среди нас безнаказанно.

— А я здесь при чем? — Тон Малле ясно показывал, что он ничего не боится, имея неопровержимые алиби.

— Возможно, вы с ним знакомы, — ответил Берт, — и весьма неплохо. Может быть, вы работаете бок о бок с убийцей, как знать?

Малле вытаращил глаза. Открыл рот, затем закрыл. Берт почувствовал, как в голове у Малле завертелись жернова, и понял, что сделал шаг вперед. Наконец-то. Наконец-то дело тронулось.

«Покажи мне свою комнату, — хотелось мне сказать ему, — покажи мне, где ты живешь, чтобы у меня была пища для воображения, когда я не с тобой. Познакомь меня со своей матерью. Ты никогда не рассказываешь о ней, но я уверена, что мы с ней поладим, потому что мы обе тебя любим.

Давай съездим ко мне домой, в нашу квартиру. Я познакомлю тебя с Мерли. А потом поедем на мельницу. Я покажу тебе, какая там красота. Ты увидишь мою мать, Эдгара и Молли. И Тило, конечно, если он будет там. Тило — это самое лучшее, что произошло в жизни моей матери.

А если ты не испугаешься, мы поедем в гости к бабушке. Ее стоит бояться, потому что ее глаз-алмаз способен проникать под любую личину и видеть сущность человека. Может быть, она поставит на тебе печать своего одобрения. А если нет, то я буду любить тебя даже еще больше, обещаю».

Но я, конечно, ничего не сказала. Я думала об этом, сидя с ним рядом и глядя, как он переключает передачи, крутит руль, смотрит в зеркало заднего вида — делает то, что никто и никогда до него не делал. Он был совершенен в каждом своем движении. И каждое его движение усиливало мою зависимость.

Он любил тишину. И я молчала. Хотя мое сердце готово было разорваться от любовного томления, и мне очень-очень хотелось объяснить ему это вслух.

Но почему же я молчала?

Он посмотрел на меня тяжелым взглядом, будто сейчас остановит машину, поцелует меня и запустит руку мне под блузку, но он всего лишь прибавил громкости радио. Мы держали путь в маленькую деревню, которая ему очень нравилась. Большинство домов там охранялись как памятники старины. Он мечтал купить такой домик и восстановить его, чтобы в нем можно было жить.