Книга Мастер боя - Виктор Степанычев

Петр повертел в руках шест, прикидывая его центровку и вес, перекинул из руки в руку и остался им доволен. Роткевич последовал его примеру.

— Бойцы, внимание! — скомандовал судья и, проследив, что они приняли боевые стойки, скомандовал: — Бой!

Петр не бросился сломя голову в атаку, но и осторожничать не стал. Крепость Сун Цы ощетинилась башнями стражи, и ее стены были крепки и готовы к сражению. Петр прошелся по «дорожкам», проверяя, есть ли слабые стороны у противника.

Роткевич достойно реагировал на его активность. Перемещения противника, атакующие и блокирующие движения и их связки встречали грамотный отпор.

Легкость, с какой работали бойцы, восхищала. И только они сами да немногие специалисты в зале понимали, как тяжело даются подобная воздушность и изящество. Текли минуты боя, но ни одна из сторон не могла похвастаться преимуществом. Были пропущены и Роткевичем и Петром несколько крепких ударов, но серьезного ущерба они не принесли. Казалось, схватка будет длиться вечно, настолько равными по силе и технике смотрелись Сапсан и Дракон. Однако это было не совсем так.

Чем дальше продолжался бой, тем глубже в него входил Петр. Сознание постепенно, шаг за шагом отсекало все внешнее, постороннее, что не касалось боя. Отдалились и исчезли шумы, оставив лишь далекий фон; трибуны слились в плоскую серую стену, уходящую к невидимому горизонту. Даже лицо противника потеряло конкретные черты.

Из глубин подкорки, как всегда неожиданно, всплыло понятие тайкоку — «всеохватывающего единства», того состояния, когда мозг сам по себе сканирует пространство вокруг воина, оценивает происходящее в целом и в частных деталях. И не просто наблюдает, а формирует кокоро— оболочку жизни, которая накапливает кореку — избыточную энергию души и тела, единства неба и земли.

Уже не легкость и умиротворение, пришедшие перед схваткой с условными ниндзя, обволакивали Великого Дракона. К нему явились ощущение абсолютной свободы и переполнявшей мускулы мощи. Петр вдруг почувствовал, что его мозг может управлять временем. Нет, он не посягал на законы природы, секунды текли в своем обычном измерении. Но его сознание ускорило восприятие и переработку информации на порядок и так же ускоренно руководило сокращением мышц и связок.

Петр практически безучастно наблюдал, как Роткевич пытается организовать атаку. Считаные секунды ушли на исполнение Санни сложной по исполнению «дорожки». Однако Петру эта суета представлялась будто в замедленном кинофильме. Кадры перемещений Сапсана не бежали, а плыли — неспешно и лениво. Было более чем достаточно времени понять, что ждать от противника, предугадать его следующий шаг. И совсем не составляло труда поймать и отбросить летящий по сложнейшей траектории бамбуковый шест.

А теперь сам Петр организует атаку. Он едва не рассмеялся, уловив в полете азбучное движение Роткевича на постановку блока. Стандартное начало «дорожки» явило тупо-стандартную защиту. И Петр, мгновенно разобравшись в действиях Сапсана, изменил сложный рисунок боевого упражнения. Дракон не сделал его сложнее, а просто пошел другим путем.

Ему полагалось выполнить в конце «дорожки» в прыжке удары правой и левой ногой. Вот только Петр не стал работать ногами, а, сделав ими ложное движение, поймал идущий на оборот шест Сапсана и, приземляясь, используя инерцию тела, отбросил его своим шестом круто вверх. Он раскрыл Роткевича, и незамысловатое оружие коротким мощнейшим выпадом врезалось в грудь бывшего легионера.

Легкие Сапсана перехватил острейший спазм. Автоматически, на уровне подсознания, защищаясь от продолжения атаки, Роткевич повел шестом, выставляя блок. Однако беспомощная потуга не защитила задыхающегося бойца. Противник изящным, почти балетным па вошел в поворот и, центростремительно набирая скорость, метнулся к нему. Два сильнейших удара шестом — в область поясницы и с закрутки под колени — согнули и бросили трижды суперчемпиона на пол.

Завершив комбинацию, Петр ушел в сторону. У него даже не возникло мысли добивать лежащего соперника. Переведя дыхание, Петр повернулся к сопернику, уже пришедшему в себя и поднявшемуся с пола. Лицо Роткевича было искажено страшной гримасой. Улыбка Весельчака Санни стерлась окончательно, уступив место откровенной ненависти.

Петр принял боевую стойку и легко качнул шестом, приглашая соперника последовать его примеру и продолжить схватку. Однако произошло неожиданное. Роткевич отбросил шест и крадущимися шагами поплыл в сторону. Краткое недоумение Петра из-за странного поведения бывшего легионера и десантника сменилось настороженностью. Он не понимал, какую игру строит противник. Закралось подозрение, что Сапсан, потеряв уверенность в своих силах, задумал нечто неадекватное, чего стоило опасаться.

Правая рука Роткевича опустилась к поясу шелковых брюк. Пальцы произвели краткую манипуляцию, по виду — аккуратно перехватывая что-то невидимое. Его рука резким движением, словно вытягивая из ножен саблю, рванулась вверх. Рубящие крест-накрест взмахи издали пронзительный свист.

«Мэнуки» — услужливо подсказало сознание Петра, выудив из дальних уголков название этого предмета. Тонкая спиральная проволока, использовавшаяся как украшение, вплетаемое в рукоять катана, имела и второе предназначение. В руках опытного бойца она была страшным оружием. Ею было можно перебить ногу, лишить противника пальцев, а легенды упоминали самураев, которые отрубали с помощью мэнуки головы своим врагам. А еще ее легко было укрыть от чужих глаз, что и сделал Роткевич. Похоже, он не был уверен в своих силах, выходя на бой с Петром, если запасся подобным оружием.

Неутешительная информация мигом пронеслась в голове Петра. Где-то рядом бушевал зал, что-то громко кричал в микрофон судья. Все это происходило совсем близко и одновременно далеко. По крайней мере, так казалось Великому Дракону. Бой никто не останавливал. Не находилось смельчака, который вошел бы в десятиугольник и встал на пути разъяренного Санни-Сап-сана. Пример эрзац-ниндзя, с которым он расправился голыми руками, на подвиг никого не вдохновлял.

Противный пронзительный свист от мэнуки, рассекающей воздух над головой Роткевича, словно заворожил Петра. Но и ощущение крайней опасности не вывело его из состояния равновесия. Мозг спокойно сканировал внешние раздражители, отсекая ненужное и просчитывая ситуацию.

Петр отступил на шаг и полуприкрыл глаза. Блестящий от пота торс Сапсана и лицо окончательно утратили конкретные черты и стали лишь контуром. Он был предельно четким и вовсе не принадлежал Весельчаку Санни, Роткевичу, стремительному соколу Сапсану и прочая, и прочая... Ушел человек, остался объект.

Мэнуки ускорила движение. Свист стал еще тоньше. Повинуясь рукам Сапсана, грозное украшение-оружие ушло с постоянной орбиты над головой и заметалось по совершенно невообразимым траекториям. Глазу уже невозможно было разглядеть летящую проволоку. Она сливалась в смертоносный диск, каждую секунду меняющий направление. Диск, вытягиваясь, складывался и превращался в конус — осязаемый и страшный, а потом снова становился диском.

Роткевич сделал шаг к Петру, еще один, еще... Великий Дракон стоял не шевелясь. Зал зачарованно замер, наблюдая за происходящим на ринге. Сапсан неожиданно выбросил вперед руку, и мэнуки, ставшая ее продолжением, выстрелила в соперника узким смертельным лучом. Петр, словно ожидая этого, стремительно шагнул влево и опять замер на месте. Мэнуки ушла и снова превратилась в размытый диск. Еще один стремительный выпад... И еще один аккуратный шажок Дракона.