Книга Неизвестный венецианец - Донна Леон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Одна из девочек мне сказала.
Брунетти позволил себе улыбнуться:
— «Из девочек» — это по-моему или по-вашему, синьор Канале?
— По-моему.
— Как его зовут?
— Это уже не имеет значения. Год назад он умер от передоза.
— А ваши друзья — коллеги — тоже живут в таких квартирах?
— Некоторые счастливчики.
Прежде чем задать следующий вопрос, Брунетти на миг задумался над тем, насколько разные у людей могут быть понятия о счастье.
— Где вы переодеваетесь, синьор Канале?
— Переодеваюсь?
— Ну да… в вашу… рабочую одежду. Вы же не выходите так из дому?
— А, это… Да в машине или за кустами где-нибудь. Когда приловчишься, на переодевание уходит минута, не больше.
— И все это вы рассказали синьору Маскари?
— Нет, не все. Кое-что. Его интересовала только арендная плата. А еще он хотел знать адреса других.
— И вы дали ему адреса?
— Да. Я же говорю: я принял его за полицейского.
— Больше он ничего не спрашивал?
— Нет, только адреса. — Канале задумался, припоминая. — А вообще-то спрашивал. Но это, знаете, так просто, чтобы показать, что я ему тоже небезразличен. Как личность.
— И что он спросил?
— Он спросил, живы ли мои родители.
— И что вы ответили?
— Правду. Они оба давно умерли.
— Где они жили?
— На Сардинии. Я оттуда родом.
— Других вопросов он вам не задавал?
— Других не задавал.
— А как он отреагировал на ваш рассказ?
— То есть?
— Он удивился? Огорчился? Может быть, он выглядел разочарованным?
Канале задумчиво помолчал.
— Сначала он, кажется, немного удивился, но вопросы задавал без запинки, будто у него под рукой был готовый список.
— Он сказал вам что-нибудь?
— Только поблагодарил за информацию. Мне это было странно, потому что я думал, что он из полиции, а полицейские, они же не очень-то… — он замялся, подбирая слова, — они не слишком нас любят.
— Когда вы его вспомнили?
— Я же сказал: когда увидел его фотографию в газете. Банкир. Он был директор банка. Наверное, поэтому он так интересовался арендной платой.
— Возможно, вы правы, синьор Канале. Мы проверим эту версию.
— Хорошо. Я надеюсь, вы найдете того, кто это сделал. Он не заслужил такого. Он был хороший человек. Он разговаривал со мной по-человечески, прям как вы.
— Спасибо, синьор Канале. Жаль, что не все мои коллеги хорошо воспитаны.
— А что? Было бы неплохо, правда? — улыбнулся Канале.
— Синьор Канале, не могли бы вы сейчас написать те имена и адреса, которые вы давали ему? И даты заселения ваших друзей в квартиры, если они вам известны.
— Конечно, — сказал молодой человек. Брунетти пододвинул ему ручку и бумагу. Пока он писал, склонившись над столом, Брунетти обратил внимание, как неловко он держит ручку своей большой рукой. «Счастливчиков» было немного, и Канале быстро с ними покончил. Затем он отложил ручку и поднялся.
Брунетти тоже встал и вышел из-за стола. Провожая Канале до дверей, он спросил:
— А с Креспо вы не были знакомы?
— Нет, он работал сам по себе, отдельно от нас.
— Как вы думаете, почему с ним расправились?
— Ну, только дурак не поймет, что эти два убийства связаны между собой, так?
Брунетти не счел нужным подтверждать очевидное.
— Мне кажется, что его убили за то, что он позвонил вам. — Увидав выражение лица Брунетти, он пояснил: — Нет, не вам лично, комиссар, а в полицию. Похоже, ему было что-то известно о первом убийстве и он хотел вам рассказать. Вот его и убрали.
— И вы все равно пришли сюда?
— Знаете, синьор Маскари относился ко мне как к равному. И вы тоже, комиссар. Как будто я обычный человек, как другие, да? — Брунетти кивнул. — Ну, раз так, то почему бы мне с вами не поговорить?
Они пожали друг другу руки, и Канале ушел. Брунетти глядел ему вслед, пока его кудрявая голова не скрылась на лестнице. Синьорина Элеттра права: очень симпатичный молодой человек.
Вернувшись в кабинет, Брунетти набрал номер синьорины Элеттры.
— Не могли бы вы зайти сейчас ко мне, синьорина? — попросил он. — И захватите, пожалуйста, все, что вам удалось найти о людях, которые меня интересуют.
Она ответила, что зайдет с удовольствием. Ну кто бы сомневался, подумал про себя Брунетти, предчувствуя, что она будет жестоко разочарована, когда посмотрит вокруг и увидит, что красивый молодой человек исчез.
Она постучалась и вошла.
— Мой гость очень торопился, — сообщил Брунетти в ответ на немой вопрос.
Синьорина Элеттра в мгновение ока овладела собой.
— Ах вот как? — бесстрастно сказала она, подавая две папки комиссару. — В первой — Avvocato Сантомауро.
Не успел он открыть папку, как она начала рассказывать:
— Ничего достойного внимания. Коренной венецианец. Диплом от университета Ка Фоскари. Проработал здесь всю жизнь, член всех профессиональных организаций, венчался в церкви Сан-Дзаккария. Вы найдете в папке налоговые декларации, паспортные данные, даже разрешение от мэрии на постройку новой крыши.
Пролистав документы, Брунетти увидал все перечисленное синьориной Элеттрой, и ничего более. Тогда он взялся за вторую папку, которая была значительно толще первой.
— А здесь про Лигу по защите нравственности, — сообщила синьорина Элеттра с таким лютым сарказмом, что Брунетти поневоле задумался: то ли теперь неприлично отзываться о Лиге иным тоном, то ли это пароль, дающий понять, что перед ним — человек его круга.
— Здесь много интересного, но вы сами посмотрите и поймете, что я имею в виду. Еще что-нибудь, синьор?
— Нет, спасибо, синьорина, — сказал он, открывая папку.
Когда она вышла, он приступил к чтению. Лига по защите нравственности как благотворительная организация возникла девять лет тому назад. В уставе ее цель декларировалась так: «облегчение положения неимущих, дабы заботы о хлебе насущном не мешали им обратить свои помыслы к духовному». Эти заботы планировалось облегчить путем сдачи беднякам дешевого жилья, принадлежащего церквам в Местре, Маргере и Венеции, которое поступало в ведение Лиги. Лига в свою очередь обязывалась распределять квартиры, за минимальную ренту, между прихожанами этих церквей, если эти прихожане отвечают требованиям, установленным совместно Лигой и церквями. Претенденты на жилье должны были регулярно посещать службы, иметь справку о крещении всех детей, письмо от приходского священника, подтверждающее их высочайшие моральные качества, а также документы, свидетельствующие об их бедственном положении.