Книга Роксолана. Королева Востока - Осип Назарук

Страх перед мужем охватил ее. Сначала легкий, а после — тяжкий. Страх перед ним и враждебным окружением, в которое она попала. Но вместе с этим страхом в ней родилось странное чувство удовольствия, обаяние тайной ее сына, которая существовала лишь в ее мыслях. Теперь она уже не чувствовала себя одиноко в этих покоях, и не чувствовала бы одиночество, даже потеряй она мужа! У нее был ее сын.

Кроме инстинктивной привязанности к плоду своего лона, в ней проснулась также идеальная, мистическая любовь к ребенку, что обволакивала ее, как золотистый янтарь обволакивает бабочку.

В горячке она услышала, как в комнату вошел падишах, как тихо подошел к ее ложу, как присел около нее и что-то нежно говорил ей. Она держала его руку и что-то говорила ему. Говорила про сына и про то, что его святое обрезание должно стать большим праздником и что на нем должен присутствовать могущественный государь из ее краев…

Султан ласково улыбнулся и успокоил ее тем, что обещал позвать могущественнейшего из судей.

* * *

Сулейман сдержал слово.

Кроме обычных приглашений наместникам и вельможам, он также выслал приглашение венецианскому дожу Андреа Гритти. Турецкий посол, весь в золоте, в сопровождении двенадцати членов Большого Совета на заседании венецианского сената объявил о предстоящем торжестве в Стамбуле в честь святого обрезания и пригласил дожа присутствовать на нем в качестве гостя. Престарелый дож сослался на свой возраст и долгий путь, объясняя отказ, но приказал выслать чрезвычайное торжественное посольство во главе со свои старшим сыном.

В назначенный день состоялось обрезание Стефана.

Стояло жаркое утро, когда Сулейман со всем своим двором приехал к ипподрому. На его южной стороне около Мехтерхане, где стояли музыканты, на лазурных колоннах возвышался большой трон под золотым балдахином, покрытый драгоценными материями. Кругом стояли красивые разноцветные шатры. Как только султан подъехал к Арсланхане, к нему подошли пешком, с великим почтением два визиря — Аяс-баши и Касим-баши. В середине ипподрома его приветствовал великий визирь Ахмет-баши, окруженный агами и бейлербеями. Пешком сопровождали они султана, который один приближался на коне к престолу, что стоял среди захваченных тронов и шатров разных государей, превосходя их блеском и величием. Под оглушительные звуки музыки Сулейман сел на престол, а светские и духовные начальники стали тесниться у него с дарами и целовали ему руки.

На следующий день к султану были допущены посольства курдских эмиров и иностранных правителей. Самое пышное посольство приехало из Венеции, возглавляемое сыном самого дожа — Алоизио Гритти.

Это посольство просило аудиенции и у султанши, матери принца, и было допущено с дозволения султана.

Велико было удивление султанши Эль Хюррем, когда среди пышно одетых венецианских вельмож, стройными рядами стоявших, ожидая ее в ее будуарах, она увидела и своего учителя из школы невольниц. На минуту она остановила шаг от удивления, но собрала в кулак всю свою волю, чтобы не растеряться. Она вошла словно по команде, увидев низко склоненные головы венецианских вельмож и сенаторов, что стояли в такой позе, пока она не перешла через зал и не села на свое высокое кресло, так усаженное жемчугом, что не видно было дерева, из которого его сделали.

Садясь на престол, она заметила, как Риччи едва заметно давал знаки молодому сыну дожа, который тут же выступил вперед и начал говорить ей. Она поняла, что Гритти — лишь формальный глава посольства, а в действительности им управляет Риччи, который к тому времени уже очень похудел и лишь сильнее высох лицом.

Церемония приветствия длилась недолго. Султанша поблагодарила всех за посещение и поручила посольство покровительству Аллаха на обратной дороге, что вызвало нескрываемую радость на лицах турецких улемов.

Когда она встала с престола, Гритти взял из рук ее бывшего учителя небольшую шкатулку с золотым замком, обитую белым как снег сафьяном и обвязанную зеленой лентой, и лично вручил ей этот дар, говоря, что другие «скромные дары» венецианского сената она найдет в своих покоях.

Она была так заинтересована тем, что может быть в шкатулке, что, не проронив ни слова, лишь улыбкой и кивком поблагодарила она дарителей, а затем вышла.

Придя в свои покои, она вздохнула и сразу открыла шкатулку. В ней было бриллиантовое ожерелье и перстень с бирюзой, но вскоре она заметила, что у шкатулки двойное дно. Когда она его открыла, то увидела миниатюрную книгу в окладе из чистого золота и эмали.

Она достала его и раскрыла.

Это было Священное Писание, точно такое же, как и у ее отца, лишь в меньшем масштабе. Она бы удивилась меньше, если бы этот дар преподнес ей мусульманин Абдулла. Но Риччи, что так высокомерно усмехался, говоря про церковь?

«Что же это может значить?» — спросила она себя. Она подумала, что, возможно, Риччи прошел некое божественное испытание и изменился. Ибо в том, что именно он посоветовал сыну Гритти приподнести ей такой дар, она не сомевалась. Но не желал вызывать подозрения.

Она показала мужу этот подарок, но сама больше не смотрела на него, ибо с первого раза эта книжечка в ее руках сообщала какую-то тяжесть ее сердцу.

Величие и ценность даров, что преподнесли великой матери принца, превышала все, что видели в Стамбуле по случаю подобных торжеств. Индийские шали и муслины, венецианский атлас, египетские дамасты, греческие воздушные как пух ткани, серебряные блюда, полные золотых монет, золотая посуда, полная драгоценных камней, лазуревая утварь и хрустальные чаши, полные редчайших сортов корицы, ветвей и цветов муската с райских островов Банда. Индийские пряности, китайский фарфор с чаем, прекрасная крымская пушнина — все несли красивые греческие мальчики, подаренные султану вместе со своим грузом. Эфиопские и венгерские невольники с мамелюками вели под уздцы прекрасных арабских кобылиц и туркменских жеребцов.

На четвертый день начались представления для народа. На площади установили для этой цели две деревянные башни, наполненные венгерскими пленниками. После начались турниры и соревнования мамелюков. Султан смотрел на них вместе с народом до поздней ночи, которую свет превратил в день. Кроме отдельных огней долго горели деревянные башни. На следующий день были построены два новых замка. Каждый из них обороняла сотня тяжеловооруженных конников, делавших угрожающие выпады. Когда же замки пали и из них «в плен» было уведено множество красивых девушек и юношей, замки подожгли, так что они горели всю ночь.

На седьмой день густой цепью выступили полки янычар и пышно наряженные конники сипахи под водительством генералов, неся торжественные пальмы, или так называемые свечи обрезания, с прекрасными цветами и овитые золотой веревкой.

На восьмой и девятый дни выпали танцы на канатах под музыку. Танцевали на высоко натянутых канатах ловкие египетские канатоходцы. Моряки и янычары лезли за подарками, расположенными на верхушках высоких гладких столбов, намазанных маслом и мылом.

На десятый день было организовано угощение для ученых и учителей, имевших менее 50 аспиров в день, а также отстраненных судей, которым милостивый султан простил их злоупотребления после длительных покаяний.