Книга Похороните меня за плинтусом - Павел Санаев

— А подарок твой она выбросила, — пожаловался якружочку. Звук собственного голоса в пустой комнате послышался мне такимжалобным, что слезы не замедлили появиться. — Где ты теперь? Сколько тебяеще ждать… — говорил я, и с каждым словом из глаз выкатывались новыекапли.

Вдруг раздался звонок в дверь. Я вздрогнул. Бабушкапредупреждала, что, если я останусь один и будут звонить, я должен затаиться исидеть тихо, потому что Рудик хочет ограбить квартиру и ждет, когда доманикого, кроме меня, не будет. Так вот он пришел и хочет, чтобы я открыл ему! Яиспуганно сжался. Глаза зачесались от высохших мигом слез, но я боялся поднятьруку, чтобы протереть их. Тихо. Может, все? Звонок повторился. Повторился ещераз и залился настойчивым трезвоном, от которого заметалось все внутри. В грудипохолодело. Казалось, если я буду сидеть тихо и ничего не делать, Рудиквыломает дверь этими требовательными звонками и доберется до меня,неподвижного, еще скорее. Замирая от страха, я встал и прокрался в коридор.Звонок разрывался у меня над головой. Рудик не верил, что меня нет дома! Онзнал, что я один!

— Кто там? — спросил я дрожащим голосом, ожидая,что сейчас буркнет Рудиков бас, и тогда я с криком брошусь от двери.

— Я, — послышался голос моей Чумочки. —Открывай быстрее!

— Мама?!

Я не задумываясь открыл дверь. Чумочка вошла и, даже необняв меня, торопливо сняла с крючка мое пальто.

— Собирайся скорее, пойдем со мной.

— Куда?

— Ко мне. Жить. Я тебя забираю.

— Как?

— Останешься у меня насовсем. Одевайся.

Не знаю почему, но в одну секунду я поверил, что это правда.Это было преступлением. Неслыханным преступлением, но может быть из-запережитого только что страха я не думал, что же мы с мамой творим, и чувствовалтолько ликование. Бездумное ликование, от которого хотелось пнуть что-нибудьногой.

— Давай скорее, бабушка в магазине, сейчас придет. Чтоты с собой берешь?

— Вот! — показал я свою коробку, которую успел ужевытащить из-за тумбочки и в которую спрятал прилипшую к вспотевшей ладониблошку.

— Все?

— Все.

— Шарф надевай, метель на улице! Где он у тебя?

— Не знаю.

— Ищи скорей.

Чувствуя себя грабителем, который мечется по дому, кудавот-вот вернутся хозяева, я бросился на поиски шарфа. Его нигде не было.

— Ладно, я тебе свой отдам. Замотай лучше, ты жепростужен. Пошли.

Мы с мамой захлопнули дверь и вошли в лифт.

«Успели! Успели!» — билась мысль, когда мы вышли из подъездаи, пряча лица в воротники от густой холодной метели, пошли к метро.

«Успели!» — ликовал я, когда мама дала мне в метровысыпавшиеся из разменного автомата пятаки.

«Успели…» — думал я устало, когда мы переступили порог ееквартиры.

Казалось, я должен был бы радоваться, суетиться, получив всвое распоряжение столько чудесных минут, или, наоборот, неспешнорасполагаться, зная, что смогу теперь говорить с мамой сколько захочется, но ясел в кресло, и все стало мне безразлично. Мне казалось, что время остановилосьи я нахожусь в каком-то странном месте, где дальше вытянутой руки ничего несуществует. Есть кресло, есть стена, с которой удивленно смотрит на менявырезанная из черной бумаги глазастая клякса, и ничего больше нет. А вот ещепоявилась мама… Она улыбается, но как-то странно, как будто извиняется, чтопривела меня в такой ограниченный мир. Только теперь я понял, что мы с нейсовершили. Мы не просто ушли без спросу из дома. Мы что-то сломали, и безэтого, наверное, нельзя будет жить. Как я буду есть, спать, где гулять? У менянет больше железной дороги, машинок, МАДИ, Борьки… Есть коробка с мелочами, оналежит в кармане пальто, но зачем открывать ее, если мама сидит рядом? И гдетеперь бабушка? Ее тоже больше не будет?

Я встал с кресла и прижался к маме, чтобы вознаградить себяза все потери счастьем, минуты которого не надо теперь считать, и с ужасомпочувствовал, что счастья нет тоже. Я убежал от жизни, но она осталась внутрименя и не давала счастью занять свое место. А прежнего места у счастья уже небыло. Невидимые руки хотели обнять маму, чтобы больше не отпускать, хотелиуспокоиться свершившимся раз и навсегда ожиданием — и не могли, зная, чтопочему-то не имеют на это пока права. Я тревожно подумал, что надо скореевернуть все обратно, и понял, что тогда это право вовсе уйдет от них навсегда.Мне стало жарко. Я уткнулся маме в плечо и закрыл глаза. В темноте замелькаликрасные пятна.

— Да у тебя температура, — сказала мама и, взявменя на руки, опустила в теплую воду.

Я поплыл. По красному небу над моей головой носились черныептицы. Крылья у них были бесформенные, словно тряпки. Я нырнул и сталспускаться вдоль отвесной белой стены…

Мама укрыла меня в кровати одеялом и, притворив дверь, вышлаиз комнаты, когда в квартиру вошел Толя.

— Я все сделала, как ты сказал, — волнуясь,сообщила ему мама. — Мать в магазин пошла, я его увела.

— Где он?

— Лежит, разболелся совсем. Метель на улице, он и такпростужен был… Толя, что я наделала! Мать меня уничтожит!

— Он будет с нами, мы это вчера решили. Скандал будет,и не один, но поддаваться не смей. Хватит ребенка калечить. Ты его мать. Почемуон должен с сумасшедшими стариками жить?

— Она опять его отнимет. Она придет, я сдамся. Это мы поводпридумывали, что денег у нас нет, что пока не расписаны… А я боюсь ее! Я толькосейчас поняла, как боюсь! Забирала его, будто крала что-то. Такое чувство, чтоэто не мой ребенок, а чужая вещь, которую мне и трогать запрещено. Она придет,я с ней не справлюсь. Она все что захочет со мной сделает… Толечка, не уходиникуда хотя бы первые дни! Будь рядом!

— Я не только не уйду, я считаю, что и говорить с нимия должен. На тебя они влияют, а я им скажу все, как мы решили. То, что мырасписываемся, им все равно, но теперь я хоть говорить могу. Какие у сожителяправа заявлять родителям, что внук с ними больше не живет?

— А я тоже прав не чувствую! Я будто преступлениесовершила и кары жду. Они меня опять растопчут! Вырвут его, как тогда, пихнут вгрудь, и все. А я и слова против не скажу, пойду только слезы глотать…

— Подумай еще раз и скажи мне одно — ты решиласьнасовсем его взять и отстаивать или думаешь, как получится? Если не решилась доконца, лучше вези обратно прямо сейчас.