Книга Жар сумрачной стали - Глен Кук

– По-моему, он отрубился. – Я показал на пленника.

– Точно. – Релвей убрал руку. – Ты хоть что-нибудь об оборотнях знаешь, Гаррет?

– Нет. Видел одного-единственного. Венагетский шпион, строивший из себя офицера нашей контрразведки. Сам себя выдал.

Релвей сел на пленника.

– Этого я и опасался.

– Чего?

– Потом расскажу. Пускай эта тварь сначала подтвердит мои опасения.

Показались двое или трое мужчин, явно из людей Релвея. Они волокли второго оборотня, лицо которого менялось едва ли каждую секунду. Все личины были мне незнакомы. Убедившись, что первый пленник по-прежнему без сознания, Релвей поднялся и лично обыскал второго.

– Любопытно. – Он показал мне татуировку на правом плече оборотня. В неверном свете факелов казалось, что на плече вытатуирован дракон; впрочем, надо будем глянуть днем. Под драконом виднелся армейский крест.

– Очень любопытно.

– Пожалуй, надо будет кое-что уточнить. Сдается мне, туман начинает рассеиваться.

Оборотень встряхнулся; лицо его застыло, татуировка пропала. Мы сделали вид, что ничего не заметили.

Я посмотрел на фургон.

– Мне пора. Понесу дурные вести, попробую схватить тех, кто внутри. Доставь тела в дом, ладно? Старик будет признателен.

– Помощь нужна?

– Отошли обратно своих официантов. Иначе Грессер с тоски зачахнет.

Релвей ухмыльнулся. У него был повод для радости: наконец-то появилось стоящее дельце.

– И сообщи, что сказали эти двое, – прибавил я.

– Естественно. А ты просветишь меня насчет наших общих друзей.

– Хоть сейчас. Они делят сферы влияния, заключают перемирие с Семьей и договариваются, кого в будущем трогают, а кого оставляют в покое. Им не хочется злить никого из тех, кто может послать на них регулярные войска, и между собой грызться тоже надоело.

– Какая жалость!

– С ними Белинда Контагью. Выступает от имени отца.

– Замечательная женщина. Такая молодая и такая жестокая. Кстати, ты же друг их семьи, верно? Тебе должно быть известно, почему в последнее время мы почти не видим ее отца. Все она да она…

– У Чодо был удар. Он это скрывает и делает все, чтоб поскорее поправиться. И хворь его мягче не сделала: он все такой же безжалостный. Мало того: чем дольше хворает, тем безжалостней становится. Есть новости насчет Садлера с Краском?

– Нет. Они где-то в городе – это все, что я пока знаю.

Н-да, не густо. Эту парочку со счетов лучше не сбрасывать, если жить хочешь.

44

– Я заберу их в Аль-Хар, – сказал Релвей. – Забегай, расскажу, что удастся вытрясти.

Мы договорились, что он оставит двух своих людей в моем распоряжении: они будут сторожить на улице, пока я шарю в доме Вейдера.

– Не забудь про тела, – напомнил я.

– А забирай сразу.

Дают – бери. Я опустил тент, закрепил, взобрался на козлы, подобрал поводья – брезгливо, точно они были покрыты слизью – и попросил релвеевских громил:

– Ребята, поглядите, эта скотина в правильном направлении развернута?

Скотина оскалила зубы. Кто-то из громил – их звали Риттер и Абенд, и они были похожи друг на друга, как близнецы – ехидно спросил:

– Что, боишься не управишься? Тогда слазь.

– Управлюсь, – пробормотал я, стискивая зубы. – Когда захочу, я со всем управлюсь. Но раз ты сам вызвался, на, держи.

Конечно, я умею править. На фронте научился. Но пялиться на округлую оконечность этой гнусной животины и знать, что мерин так и норовит выкинуть что-нибудь этакое, – нет уж, увольте, у меня других развлечений хватает.

Охранник у ворот бдел в оба глаза. Не так давно он преспокойно выпустил этот фургон – заодно с ребятишками Релвея, о чем благополучно забыл упомянуть, – но теперь твердо намеревался стоять стеной.

– Как меня зовут? – требовательно спросил я.

– Гаррет.

– И кто я?

– Ты главный за…

– Вот именно! Я – главный! Давай, пропускай.

– Ты ж ничего не говорил по поводу…

– Считай, что сказал. Ты проспал это фургон, дал ему улизнуть. Я нашел его и привез обратно. Открывай ворота!

– Но…

У парней Релвея кончилось терпение. Они перескочили через забор и открыли ворота изнутри. Охранник завопил. Я пустился втолковывать ему по-новой, и тут подоспел встревоженный Гилби. Хвала небесам! А то мало мне четвероногого чудовища, с которым сладу нет, – еще и двуногий олух попался!

– Я думал, ты ушел с мадам Тинстолл, – сказал Гилби. – Твоя подружка в истерике.

– Какая из?

– Та, с которой ты пришел. Что у тебя?

Я молча поднял тент. Во дворе было достаточно светло, чтобы разглядеть содержимое фургона. Гилби оперся рукой о козлы, другой прикрыл глаза.

– Что это значит? – выдавил он.

– Оборотни. – Я пересказал ему наши с Релвеем подвиги.

– Я только что видел Киттиджо… Днем она была веселая, а вечером из нее вдруг стало словечка не вытянуть. А я-то гадал…

– Как по-твоему, зачем шайке оборотней проникать в дом Макса?

– Может, они пива захотели? Или пивоварню?

Это был вовсе не образчик черного юмора – Гилби спрашивал на полном серьезе.

– Думаю, ты прав. Но зачем им пивоварня? И почему сейчас?

– Спроси лучше у них, Гаррет. Может статься, пивоварня здесь и не при чем. Что будем делать?

– Как это ни гадко, придется рассказать боссу.

– Разумеется. – Гилби тяжело вздохнул. – Но я о другом: что нам делать с теми, кто в доме? Надо их поймать. Или нет?

– Надо, и поскорее. Пока они не спохватились, не сменили обличье и не удрали. Думаю, их всего трое. Остальные увезли тела…

Я ничуть не сомневался, что если мы не изловим тех, кто в доме, они в скором времени приведут под кров Макса своих дружков-приятелей. И тогда дом Вейдера станет оплотом оборотней.

Но все-таки почему Вейдер? Есть немало других семей, не менее зажиточных и куда более фанатичных, да и дома покрепче найти тоже можно.

А если к этому имеет какое-то отношение сборище наших правозащитничков? Если оборотни заинтересовались Вейдером только из-за списка гостей на приеме? Если они подменили Маренго Норт-Энглиша и Бондуранта Алтуну? Самое главное, никто и не заметит подмены…

Как бы то ни было, вряд ли они лелеют долгосрочные планы. Все ухищрения оборотней выйдут наружу. Во всяком случае, как утверждает молва, раньше оно так всегда бывало. Едва по Танферу разойдутся слухи о событиях в доме Вейдера, оборотням не поздоровится: за них возьмутся наши тяжеловесы с Холма. А заодно прихлопнут и человеколюбцев – чтоб блюли чистоту рядов.