Книга Маргаритки - Кристина Ульсон

Мысли о жене на время заглушили страх перед старостью, и это тоже свидетельствовало о масштабе проблем их супружества. Они познакомились однажды в Иванову ночь, еще не достигнув двадцатилетнего возраста. Двое молодых, энергичных людей, едва начав земной путь, вообразили, что у них общая жизнь. Его интересы были ее интересами, ее жизненные ценности были его ценностями — солидный фундамент, что и говорить! Прожив годы, он нередко вспоминал об этом и не мог привести ни одного рационального довода, обусловившего выбор спутницы жизни.

Несмотря ни на что, порой им случалось рассмеяться одновременно. Но грань между смехом и слезами стала так тонка, что оба тут же затихали. А потом все становилось как обычно.

Проблемы начались примерно в то время, когда он познакомился со своим тестем. Пожалуй, именно тогда он по-настоящему узнал свою супругу. Вывод был в любом случае одинаков: он раскаивался, что согласился взять этот проклятый заем. Ему не следовало этого делать. Ни за что.

Поскольку хотя в молодости у них с женой было много общего, но на некоторые вещи они изначально смотрели по-разному. Часто предметом споров становились деньги. Что у него их не хватает, а она желает «прилично выглядеть» за его счет, хотя сама все время собирается выйти на работу. Денег у него не было никогда, да и стремления иметь их тоже. Ни в отрочестве, ни в молодые годы. И вот теперь отсутствие денег грозило принести ему несчастье, а женщина, которую, он казалось, любил, могла уйти к другому.

Тесть знал и о претензиях дочери, и о затруднениях зятя и нашел простое решение сложной проблемы: предложил зятю одолжить у него денег на покупку дома и таким образом все уладить.

Предложение казалось блестящей идеей. Деньги втайне перевели на его счет и так же втайне разработали схему выплат по кредиту. Жене не было сказано ни слова. Расписываясь в долговом векселе, он, как оказалось, подписался и под своим будущим. К векселю прилагался строгий брачный контракт. Когда влюбленность прошла и пришел первый кризис, у тестя с ним состоялся весьма серьезный разговор. О разводе не может быть и речи, в противном случае придется незамедлительно выплатить весь долг и отказаться от своей доли при разделе недвижимости. Когда он заявил, что готов пойти и на это, тест выдвинул последний, давно припасенный аргумент.

— Я знаю о твоей тайне, — сказал он.

— У меня их нет.

Тесть произнес одно слово:

— Юсефина.

Вопрос был исчерпан.

Тихий вздох. Почему грустные мысли всегда приходят ночью? В то время суток, когда человеку надо забыть свои плохо скрываемые тайны, чтобы спокойно уснуть?

Он посмотрел на женщину, лежащую рядом с ним, воображая, что это его жена. Но она не была ею и не станет, пока он будет продолжать цепляться за свои старые страхи. Она ждет ребенка от него, и поэтому ему нельзя ошибиться. По возможности, во всяком случае. Любовь никуда не делась, у него дыхание перехватывало от мысли, насколько сильно и давно он любит эту женщину и как редко он ей об этом говорит. Словно боится, что все разрушится, если он расскажет, как дорожит этим чувством. Если бы они не повстречались и не вступили в такие странные отношения, он бы не выдержал. И он вполне отдавал себе в этом отчет.

Но будущее? О нем невозможно говорить. Невозможно.

Кто-то однажды сказал, что нет большего одиночества, чем быть вместе с чужим тебе человеком. Мало кто знал это так же твердо, как он — мужчина, внезапно застигнутый бессонницей. Исполненный мрачных ночных мыслей, он снова лег рядом с женщиной, которую любил больше всех в своей жизни, и осторожно поцеловал ее плечо.

Все же в жизни Спенсера Лагергрена было и светлое. Была любовь. И звалась она Фредрикой Бергман.

* * *

В памяти всплывала картинка из другого времени: дополнительное обследование у психолога в связи с ходатайством Алекса о переводе его на службу за границу.

Психолог: Что самое худшее, что может с вами случиться сегодня?

Алекс: Сегодня?

Психолог: Сегодня.

Алекс:…

Психолог: Отвечайте не задумываясь.

Алекс: Лишиться моей жены Лены — это было бы самым страшным из того, что может случиться.

Психолог: Судя по вашим документам, у вас двое детей, четырнадцати и двенадцати лет.

Алекс: Верно, их я тоже не хочу лишаться.

Психолог: Но, когда я вас спросил, первым делом вы подумали не о них.

Алекс: Нет, но это не означает, что я их не люблю. Просто любовь к ним — другая.

Психолог: Постарайтесь объяснить.

Алекс: Дети — это то, что дано нам лишь на время. Мы знаем это с самого начала. Они не будут жить с тобой всегда, наоборот, смысл моего присутствия в их жизни — помочь им научиться жить самостоятельно. С Леной все не так. Она «моя» по-другому. И я ей принадлежу иначе. Мы всегда будем вместе.

Психолог: Всегда? Это ваше нынешнее ощущение?

Алекс (уверенно): Я всегда это ощущал. С тех пор, как я ее знаю. Мы всегда будем вместе.

Психолог: Эта мысль придает вам спокойствие или вызывает волнение?

Алекс: Спокойствие. Если однажды я проснусь утром и ее не будет рядом, я не смогу дальше жить. Она мой лучший друг и единственная женщина, которую я когда-либо любил по-настоящему.

Алекс тяжело сглотнул. Черт возьми, что же случилось? Снова то же самое. Она отводит глаза, когда он ищет ее взгляд, каменеет, когда он прикасается к ней. Громко и неискренне смеется, а спать ложится очень рано.

Он надеялся, что несколько часов работы смогут отвлечь его.

Коридор, в котором находились кабинеты его особой оперативной группы, встретил Алекса пустотой, когда он вышел из лифта. Тяжелыми шагами он прошел к себе и опустился за стол. Бездумно перелистал бумаги.

Первые публикации об убийстве появились в Сети уже вчера, а сегодня утром он обнаружил, что об этом написали все крупные утренние газеты. Черт бы их побрал, все эти полицейские утечки. Сколь бы тесен ни был круг посвященных, всегда кто-нибудь ухитрится услышать то, что не предназначено для его ушей.

И то, что прокурор накануне распорядился отпустить Ронни Свенссона после того, как Петер повидался с Тони Бергом и узнал о причине конфликта с Якобом Альбином, делу тоже не помогало.

— Нет ни технических доказательств, ни мотива, даже чтобы посадить его за угрозы насилия, черт меня дери, — подвел итог уставший прокурор. — Разве что вы сможете доказать, что он автор и тех писем, что пришли с другого компьютера.

— А что, если он просто воспользовался другим компьютером, чтобы замести следы? Что он сам нарочно изменил стиль последних сообщений, чтобы скрыть свое авторство?

— Очень может быть, но именно вам следовало бы это доказать. А вы этого не сделали.