Книга Темная полоса - Яна Розова

Я вздохнула с необъяснимым чувством одновременной радости и печали, которое всегда охватывает не слишком хороших мам, чьи дочери без их помощи и особых забот вырастают умницами и красавицами.

Пообедав йогуртом с булкой, я приняла душ и отправилась в Центр.

За столиком в холле Центра сидела Оленька, дивно хорошенькая парикмахерша, одна из учениц Дольче. Я с удивлением заметила, что она выглядела какой-то испуганной…

– Наталья Вячеславовна, добрый день!

Этот голос прозвучал у меня из-за спины. Я обернулась. У окна стоял Василий Иванович Дмитриев, собственной персоной. У него в руках была синяя папочка, и он обмахивался ею, будто бы в нашем салоне был спертый, душный воздух. Услышав и увидев его, я не просто испугалась. У меня ослабели колени, а сердце так рванулось из груди, что я задохнулась.

Он шел прямо на меня, и я понимала, что защиты мне ждать неоткуда.

– Давайте-ка пройдем в ваш кабинетик. Поговорить нам надо.

– О чем, Василий Иванович?

Он не стал отвечать, а указал на дверь моего кабинета. Мне пришлось подчиниться.

– Ну вот, дорогая Наталья Вячеславовна, – говорил этот зловещий человек, вальяжно располагаясь на диване. Сама я заняла место за своим рабочим столом, сцепив пальцы на столешнице. – Вот и дошла до вас очередь, после ваших подруг. Догадываюсь, что вы ждали этого.

– Моих подруг? – удивилась я, пытаясь справиться с ужасом, который не позволял мне думать и действовать. – А что вы знаете о смерти Боряны? И где Дольче?

– Ну, где ваш голубой дружок, это вы и сами знаете. Я еще вернусь к этому вопросу. На него заведено дело о клевете, хулиганстве и причинении морального ущерба. По заявлению Сергея Исламовича Аветисяна. Вы знаете, кто это такой. Так где Дольский прячется?

– Я не знаю. Мне сказали, что он уехал по делам.

– Еще поговорим об этом. А вот вы спросили о другой вашей подруге – Боряне Тодоровой. И я могу рассказать, почему она погибла.

– Так расскажите.

– Это будет приятным для вас бонусом. Бесплатным.

– В смысле?

– Наталья Вячеславовна. – Дмитриев положил ногу на ногу и откинулся на спинку дивана. – По-хорошему, я не здесь должен с вами говорить, а в прокуратуре. Вы совершили преступление. Позавчера вечером вы закололи ножом Инну Ивановну Шельдешову, жену вашего любовника.

Мой ужас удесятерился. Еще не понимая обстоятельств, я уже догадывалась о сути происходящего. Инка покончила с собой, я именно это и предчувствовала. Дмитриев как-то узнал о ее смерти и о том, что последней в живых ее видела именно я. Повторится ситуация с Соней. Повторится, как страшный сон. Пусть с другими слагаемыми, но с тем же результатом: смерть. И я уже сомневалась, что Дмитриеву вообще нужны деньги. Нет, все не так. Он просто злая сила, которая хочет уничтожить нас всех. Пришла моя очередь.

– И что же, я арестована?

– Упаси вас господь, Наталья Вячеславовна. Потому что если вас арестуют, то с вами случится такое, что хуже смерти. Поверьте мне. Вам просто надо собрать двадцать миллионов. Тогда вы останетесь на свободе. Плюс я расскажу вам правду о смерти Тодоровой.

– В какое время погибла Инна?

– В двенадцать ночи.

– Но у меня есть свидетели, что я ушла из ее квартиры в восемь вечера. Как раз по телевизору передавали местные новости.

Дмитриев просиял:

– А, так вы уже знаете? Стаценко не сможет прикрыть вас из-за решетки.

– Это ваша работа? – В целом я не сомневалась.

– Ну, куда мне! – Голову отдала бы на отсечение, что он врал. – Так какие у вас свидетели?

– Охранник, – осторожно сказала я.

Дмитриев кивнул мне. Он знал про охранника.

– И камера в вестибюле записала, когда я пришла и когда я ушла.

– Не поверите, Наталья Вячеславовна, дорогая, – сыто засмеялся следователь. – Камера именно в тот вечер сломалась. А в журнале написано, что ушли вы в двадцать минут первого ночи.

О старушке с розовым креслом я умолчала. Мне стало страшно за нее. Может, если я найду хорошего адвоката, то смогу привлечь и ее в свидетели? Но только так, чтобы Дмитриев об этом не знал заранее.

– Но двадцать миллионов… – запоздало удивилась я. – Это слишком. Почему такая сумма?

– А сколько я должен требовать за смерть моей родной сестры?

Глава 18

В папочке Дмитриева было все необходимое, чтобы убедить кого угодно, что именно я всадила нож в грудь Инны Ивановны Шельдешовой, являвшейся супругой человека, с которым я состояла в интимной связи.

Больше всего меня впечатлили фотографии, сделанные на месте преступления. Инна, лежащая на полу своей радостной кухни. Ее руки были сложены на животе, обнимая нож, а ноги поджаты.

– На этом ноже ваши отпечатки, – с шутливой торжественностью объявил Дмитриев.

– Да, я знаю. Инна порезала палец – видите пластырь на ее руке? Я взяла из ее руки нож и оказала Инне первую помощь.

– Понимаю, – согласился Дмитриев. – Первая помощь заключалась в том, что вы пронзили мою сестру ножом.

– Василий Иванович, – обратилась я к нему, пытаясь сохранять спокойствие. – Вы же сами знаете: я вашу сестру не убивала. Перестаньте на меня давить. Я, конечно, понимаю, что если я признаюсь в убийстве, а денег вам не дам, то вы меня посадите. Но я не признаюсь.

Дмитриев только кисло хмыкнул. Он был уверен в моей слабости.

Фотограф опергруппы сделал фотографии не только тела, но и всего помещения. Меня заинтересовал один из снимков. Видимо, он был нужен, чтобы показать, что на кухне осталась посуда после нашего с Инной чаепития, что доказывало дружелюбное отношение хозяйки к гостье-убийце. Поднос с чашками, чайником и вазочками стоял на тумбе возле мойки. Но в кадр попала и изящная колонна, разделяющая кухню и столовую. Она была отделана венецианской штукатуркой нежно-розового, как мне припоминалось, цвета. На черно-белом фото колонна казалась светло-серой, и я обратила внимание на небольшое углубление в гладкой поверхности, находившееся как раз на уровне моей груди.

– Что это?

Следователь кинул взгляд на фото, которое я держала в руках:

– А что?

– Эта выбоина на колонне. Она глубокая?

– Что за дурацкий вопрос, Наталья Вячеславовна, – делано изумился он. – Вас ремонт больше трупа интересует?

А вот меня покоробило, что Дмитриев сказал о теле своей сестры «труп».

– В эту выбоину, Василий Иванович, можно вставить нож, а потом проткнуть себя, обняв колонну.

Дмитриев, не поднимаясь с дивана, дернулся вперед и сглотнул. Его кадык дрогнул, а потом следователь снова откинулся на спинку дивана.