Книга Контрольный выстрел - Фридрих Незнанский

— Ну вот видите, не было бы, как говорится, счастья, да несчастье помогло… Ладно, этот вопрос мы закрыли. Теперь скажите мне, что вам известно о взаимоотношениях Сергея Егоровича Алмазова и его компаньона, или как вы там его называете, Отара Санишвили? И еще мне необходимо узнать о роли Натальи Максимовой-Сильвинской, имея в виду то обстоятельство, что она была, по-видимому, близка и с тем, и с другим.

— Сан Борисыч, у меня железное правило: в дела своих клиентов я не лезу категорически. Вот и тут, охраняя Егорыча, я держал глаза открытыми, а уши — закрытыми. Про грузина могу сказать только одно: у них с Натальей этой вовсю любовь крутилась. Отарик ее звал «моя Кармен». Хотя он женат. А вот про Егорыча вы напрасно, он ни словом, ни делом ничего с ней не имел. И отношения у него с Отариком были вполне, можно сказать, хорошие, спорили, правда, бывало, не без этого, конечно, но только когда по делу. А вот жена Отарика, та скандалы закатывала! Как начнет вопить по-грузински, ни слова не понятно, а о чем вопит, даже дураку ясно. Я вам так скажу, Сан Борисыч, Кармен эта оторва — во! На большой палец. Отарик уж на что богатырь, а и тот от нее на карачках уползал, так она его выкачивала. А с другой стороны, такая, понимаете, сучара — и в самой Думе заседает! И в какой-то партии председательша! Какая сама, наверно, такая у нее и партия. Но вы лучше мне скажите, Сан Борисыч, я-то им на хрена сдался? Ну что Егорыча подорвали, тут ничего не поделаешь: за деньги да за власть они кому хошь глотку перегрызут. А меня-то за что?

Турецкий теперь знал за что. Кочергу им нужно было убрать сразу, чтоб и духу его не было, чтоб и концов никогда не нашли. Никто ведь, оказывается, не знал, что он отправился за границу. А «они», то есть те, что сели в алмазовский «мерседес» возле аэровокзала, прекрасно знали. Скорее всего, сам Алмазов и поделился с ними. Поди, спросили, а где водитель? «Картишками в Висбадене балуется мой верный телохранитель…» А как все было бы просто: взорвали банкира вместе с шофером, и точка. И никто не знает, что на месте водителя был в это время никакой вовсе не телохранитель. Но кто же? «А вот это уже твоя собственная забота, — Александр Борисович, — задавать себе вопросы». Пока же погибшего вместе с банкиром можно именовать «курьером». И что дальше? Дальше расклад таков: ускользнул, стало быть, шофер от тех, что за ним приходили, в Москве объявился, и теперь он очень опасный свидетель, поскольку наверняка видел тех, кто садился в «мерседес» возле аэровокзала. Впрочем, даже если и не видел или второпях не успел разглядеть, то все равно он теперь для «них» заноза, лишний, и от него, уже вспугнутого «ими», можно ожидать любой подлянки: либо его самого загребут менты, либо, что гораздо хуже, он сам к ним явится. Сказать все это едва пришедшему в себя Кочерге значит снова врезать ему под дых, а проще говоря, нокаутировать. Поэтому Турецкий решил, что важнее сейчас успокоить его, преуменьшить опасность, хотя делать этого, возможно, и не следовало.

— Не знаю, — тянул он, — может быть, они и не собирались вас убивать, а хотели сперва разузнать, что вам самому известно. Хотя, с другой стороны… В общем, так скажу, причем со всей ответственностью: вам, Виктор Антонович, надо сейчас быть предельно осторожным. Никуда не соваться, не появляться там, где вас знают, и прочее.

— Я тоже так думаю… Вот потому прямо от вас, ну как только вы со мной закончите, рвану к дружку своему, к Петренко. Одобряете?

Нет, этого Турецкий не одобрил. К тому же на дворе давно ночь, а кончать допрос он вовсе не собирался…

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 8 октября

1

…Завершили они лишь под утро. Турецкий все задавал и задавал вопросы Кочерге. Потом, после неоднократных проверок и уточнений, стал излагать на бланке допроса свидетеля все свои вопросы заново и, подробно занося ответы, давал Кочерге подписывать каждый ответ и каждую страницу.

Светало. Оба устали как собаки. Кочерга был вялым и начал даже клевать носом: почти двенадцатичасовой разговор утомил его основательно. А ведь он еще собирался куда-то мчаться и прятаться. Чистое безумие. Хотя… как он сам говорил, за тридцать часов до своего любимого Висбадена?.. Или это речь шла о Франкфурте? Черт возьми, Турецкий чувствовал, что и у него самого все в башке перемешалось. Но отпускать сейчас мужика в любом случае было бы безумством. А если не отпускать, то что делать? Воскресенье же! Где и кого сейчас, на рассвете, искать?

— Виктор Антонович, — сказал Саша, пытаясь выглядеть бодрым, — знаете что, давайте-ка я вам вот тут, на кухне, постелю. Гости у нашего хозяина, как я понимаю, давно разошлись, все спокойно почивают. Давайте и мы с вами отдохнем, а утром, как сказано задолго до нас, все мудренее. Раскладушку я вам, во всяком случае, обещаю. И крепкий кофе утром.

— Да ведь и так уже утро, Сан Борисыч, — будто проснулся Кочерга и, увидев обеспокоенный взгляд следователя, как-то залихватски добавил: — Да вы за меня-то не бойтесь! Я знаете по сколько часов бодрствовать научился? Ого-го! А потом, я же к Петренко поеду, у него и отсижусь пока. У Петренко, Сан Борисыч, чистая Брестская крепость, ни из какой пушки не достанут, это я вам правду говорю.

«Ах, глупый ты человек, господин — или все-таки еще гражданин Кочерга!.. Кабы ты знал… Достанут, да еще так, что ты, дорогой, и крякнуть напоследок не успеешь…» Но говорить это человеку, который и так уже был основательно напуган, Турецкий посчитал не совсем уместным. Эх, ты, телохранитель без портфеля!..

— Я полагаю, будет самым правильным, если я вас лично доставлю к этому вашему другу Петренко.

— Да ну, зачем?! — бурно запротестовал Кочерга, и Саша его понял так, что ему, пожалуй, несмотря на весь свой страх, тем не менее не шибко хотелось выдавать следователю адрес друга и сменщика.

Впрочем, понять-то, конечно, можно: наверняка есть у них там свои дела, свой «гешефтик», как называет этот несомненно пахнущий криминалом бизнес Витек. А с другой стороны, какой бизнес сегодня в родном Отечестве не пахнет криминалом?..

— Ладно, — вынужден был во имя сохранения доверия согласиться Турецкий. — Валяйте, езжайте сами, но я вас все-таки провожу, принимается такой вариант? Вы — на своей вишневой, а я уж по-стариковски, на «жигуле». Или и этот вариант вас не устраивает? Впрочем, глядите, охоту ведь не на меня объявили. Я бы на вашем месте перестраховался… Тем более что сегодня я попрошу вас в обязательном порядке быть у меня в прокуратуре. И не волнуйтесь, вас не только пустят, но и проводят, чтоб, не дай Бог, чего не стряслось.

Сам же решил, что где-нибудь в районе девяти утра он произведет контрольный звонок Косте и сообщит, чем занимался всю нынешнюю ночь. Наверняка и тот захочет побеседовать со свидетелем. Значит, нужно встретиться в прокуратуре, а где же еще? Этот Кочерга верно заметил: убивают, сказал, ежедневно, когда ж следователям-то отдыхать? До того ли?

Но отпускать Кочергу одного Турецкий тоже не желал. Назначив время следующего свидания на одиннадцать утра, чтобы дать человеку поспать и прийти в себя, он пошел проводить его на улицу.