Книга Жизнь Кости Жмуркина, или Гений злонравной любви - Николай Чадович

Так они дошли до самой окраины. Солнечный осенний мир был чист, прозрачен и тих. Далеко-далеко, у самого горизонта, светились красно-желтые леса, в другую пору года отсюда обычно неразличимые. Во всей этой картине ощущалась скромная элегантность, свойственная только приближающейся старости.

– Ну ничего буквально нет! – сказал в сердцах Рабинович. – От жажды можно подохнуть! Помнишь – у Булгакова? Закат на Патриарших прудах? «Нарзана нет, пиво привезут к вечеру, есть абрикосовая, но только теплая».

– Так то было весной, – вздохнул Костя. – А сейчас осень. Весной хоть какая-то надежда есть. Тем более что пиво все-таки обещали привезти.

– Не хочу я такого пива! Это не пиво, а скотское пойло! Я чешского пива хочу. В крайнем случае – рижского. Вот ты фантаст. Стало быть, способен заглядывать в будущее. Скажи, что там в будущем ожидается насчет пива и водки?

– Все будет, – немного подумав, твердо ответил Костя. – И водка, и пиво, и вино, и коньяк. Даже этот… как его… кальвадос. Но вот только купить их сможет не каждый. Далеко не каждый.

– Я себя каждым и не считаю. – Рабинович, похоже, даже слегка повеселел. – Да и ты зря на себя рукой махнул… Кстати, ты пишешь сейчас что-нибудь?

– Какой смысл? – пожал плечами Костя. – Кому моя писанина нужна? Не попадаю в русло… Читал я тут недавно кое-что. Фантастический роман. Называется «Горшок стихий». Автор не то Чирьяков, не то Савлов. Я такой шедевр под угрозой виселицы не накатаю.

– Не пойму, тебе роман понравился или нет?

– По мне, так лучше учебник математики читать. И доходчивее, и веселее.

– Целиком и полностью согласен с тобой, – Рабинович хлопнул Костю по спине. – Но ты, гражданин Кронштейн, отстал от жизни. Всякие там Чирьяковы уже не являются монополистами в области фантастики. Хотя тон все еще задают, это ты верно подметил. Однако за те годы, что мы не виделись, выросло новое литературное поколение. Ребята талантливые, смелые, подающие большие надежды.

– И печатают их? – с сомнением поинтересовался Костя.

– Бывает… Но ведь это только начало. Уверен, что будущее за ними. Сами себя, между прочим, они называют «Девятым валом».

– Почему?

– Ну если Гомера, Апулея и Вергилия считать первым валом фантастики, а «Беовульфа», «Персеваля» и «Эдду» – вторым, то они как раз получаются девятым.

– Ого! – присвистнул Костя. – А кто же тогда Чирьяков, Савлов и иже с ними? Болото?

– Еще хуже. Что-то в масштабах грязной лужи. Но это, заметь, не моя оценка.

– Круто!

– Такие вот ребята. Почти все, кстати, твои ровесники. Раз в год они собираются все вместе в каком-нибудь дачном месте и читают друг другу свои произведения. Если хочешь, я тебя им порекомендую. Уверен, тебе эта компания понравится.

– То-то и оно, – печально вздохнул Костя. – Боюсь, как бы моя симпатия им боком не вылезла. Ни слова не напечатают. Или вообще потеряют интерес к литературе.

– А в чем дело? Загадками говоришь, гражданин Кронштейн.

– Ох, не лезьте в душу… Так уж я устроен, что порядочным людям от меня одни только неприятности. Разве забыли печальную судьбу своего журнала?

– Насчет журнала это разговор особый… Тут мы сами виноваты. Зарвались. Ну а насчет всего остального… – Рабинович на мгновение задумался. – Если опасаешься с порядочными людьми дружбу водить, присоединяйся, так сказать, к их антиподам. Идейным противникам. Чирьяков, Савлов и Топтыгин создали свое литературное объединение. Кстати, под официальным патронажем. Не то комсомол им покровительствует, не то Союз писателей. А это, между прочим, живые деньги. Скоро, говорят, первый сборник выйдет. С предисловием самого Самозванцева.

– Разве он еще жив? – скорее ужаснулся, чем удивился Костя.

– Мало того – процветает. Переделал все старые романы на новый лад и даже опубликовал новинку под названием «Полная пустота». Надо думать, книга сугубо автобиографическая. Ну как, подходит тебе такая компания?

– Вполне! Да только кто меня туда возьмет?

– Ничего себе! Туда и не таких берут. Уже больше сотни желающих записалось. По одной только рукописи принимают. А у тебя как-никак публикации имеются.

– Про допризывника на Марсе?

– Какая разница! Сам Топтыгин пишет про то, как Илья Муромец и Добрыня Никитич помогали комсомольцам-добровольцам достраивать БАМ.

– Не знаю даже… – задумался Костя. – Заманчиво. Да только как бы на всю жизнь не замараться…

– Э-э-э, да ты, дорогой, из себя, похоже, чистоплюя корчишь. В литературной среде это как-то не принято. Даже Пушкин при случае не гнушался с Булгариным или Кукольником шампанского выпить, хотя и знал, с кем имеет дело. Сам стихи верноподданнические кропал, чтобы к императору подольститься. Клеветников России журил… А уж про современных писак я и не говорю. Все замараны. Даже великие. Ты же у нас, гражданин Кронштейн, пока еще ноль без палочки. Тем более на мели сидишь. А там гонорары очень даже неплохие обещают.

– Например? – сразу навострил уши Костя.

– До тысячи рублей за лист.

– За лист? – ужаснулся Костя, никогда не державший в руках больше пары сотен.

– Ты не понял. Имеется в виду так называемый печатный лист. Это двадцать два – двадцать четыре листа машинописного текста..

– А-а-а… Но все равно много.

– Немало. Некоторые члены Союза писателей столько не получают. Так ты согласен?

– Согласен… Если вы, конечно, не шутите.

– С чего бы мне вдруг шутить? Надеюсь, с первого гонорара нальешь?

– Обязательно! – горячо заверил его Костя.

– Протекция моя в тех кругах веса не имеет, но я тебя научу, что делать. Все остальное будет зависеть только от тебя…

Глава 2Большие ожидания

Литературная организация, в которую намеревался вступить Костя, носила довольно странноватое название – ТОРФ. Не нужно было долго ломать голову, чтобы расшифровать эту аббревиатуру, – Творческое объединение российских фантастов.

Торф, конечно, не уголь, подумал Костя. Однако жар тоже дает. Под жаром он подразумевал гонорары, с помощью которых собирался решить свои финансовые проблемы. (Их накопилось так много, что если бы каждую сравнить с прорехой в платье, то в этом смысле Костю можно было считать совершенно голым.)

О моральной стороне проблемы он старался не думать. Вполне возможно, что Чирьяков, Савлов, Топтыгин и вся их бражка процветали не без влияния Костиного презрения (говорить о ненависти не приходилось, не те это были объекты). Ну а если ближайшее знакомство с этими акулами пера вызовет вдруг у Кости светлое чувство любви и уважения, то расстановка сил в отечественной фантастике изменится самым коренным образом.

Согласно советам всезнающего Рабиновича, Костя должен был направить в адрес ТОРФа заявление произвольной формы, где, кроме всего прочего, имелись бы уверения в том, что автор обязуется писать на «должном идейном, художественном и эстетическом уровне», а также несколько своих лучших произведений объемом не больше сорока машинописных листов.