Книга Тайский талисман - Лин Гамильтон

— Я не сделаю этого, тетя Лара, — ответил он с обиженным видом.

— Извини, — сказала я. — Мне говорить этого не следовало. Только…

— Вы любите ее, — сказал Чат. — Я тоже.

* * *

Наутро я посмотрела на два дневника, потом на стопу финансовых отчетов, решая, с чего начать. «Дневники или цифры», — пробормотала я. Рука тянулась то к одному, то к другому. В конце концов верх одержал Уилл Бошамп. Почему это я должна сообщать Чату о том, что его мать подделывает бухгалтерские книги, наверняка еще и с помощью любовника, типа, которого Чат считает секретарем? Если я выложу ему неприятные факты, его отношениям с Дженнифер это не поможет. Хвала тому духу-хранителю, благодаря которому я отказалась вести дела с этой женщиной, согласилась только навести справки.

Если мой взгляд на Вонгвипу и компанию более-менее прояснялся, то на образ Уилла нет. Уилл оставался для меня загадкой: человек бросил жену и ребенка, но не поддался, как Бент Роуленд, чувственным соблазнам Бангкока. Он основал бизнес, такой же, как дома, вел сравнительно скромную жизнь в хорошей, но не шикарной квартире, был приятным соседом, время от времени устраивал вечеринки, иногда ходил в бары, но как будто бы не делал ничего отвратительного. Может, как предположила Пранит, просто не мог больше выносить присутствия дефективного ребенка и уехал на время. Может, было бы достаточно звонка жены, чтобы он вернулся домой, но она не позвонила. Печально было думать о Натали и Уилле как о двух одиноких людях, которые любили друг друга, разделенных тысячами миль и неспособных сделать даже малейшего шага друг к другу.

Возможно также, что раз уж Уилл попросил загадочного мистера Прасита отправить пакет Натали, если какое-то время тот не получит от него вестей, пусть содержимое пакета и было никчемным, то, должно быть, догадывался, что его могут убить. В отправленном Натали письме, можно сказать, содержалось ощущение надвигающегося рока. Может, Уилл считал, что работа над книгой о Хелен Форд — опасное занятие. Может быть, оно и впрямь было опасным.

Я обратилась к дневникам. Они были написаны мелким, убористым почерком. Я поняла, что на прочтение их потребуется несколько дней, даже если читать неотрывно, но все-таки принялась за них и вскоре увлеклась.

Это был захватывающий рассказ о жизни в Бангкоке после войны, но дневники были и личными, Фицджеральд-старший писал о своих картинах, о людях, с которыми встречался, еде, которую ел. В это время он начал строить дом-мастерскую на дереве и работать там. Первыми позировали ему мистер Таксин и мистер Вират, явно братья Чайвонги с портрета в гостиной. По его описанию, они сами приходили к нему, но ему пришлось ездить в дом Таксина, чтобы написать портрет его первой жены, Сомджай, и маленького Сомпома. Эти четыре имени были написаны полностью, но многие обозначались просто инициалами. Я не могла понять, почему. Возможно, по причине сдержанности, если не секретности, или же он хорошо знал этих людей и поэтому не было нужды полностью писать их имена.

В начале дневников несколько раз упоминалась Хелен. Конечно, я не знала, имеется ли в виду Хелен Форд, но было не меньше десятка упоминаний о том, что она позировала для портрета, и о других, более житейских делах:

«Мы с Хелен сегодня ходили по магазинам, искали ей платье. Она сказала, что я единственный на свете говорю ей правду и не позволю купить что-то, в чем она будет похожа на жирную свинью. Но она не могла бы так выглядеть».

Или вот еще:

«Сегодня лил жуткий дождь, выйти на улицу было почти невозможно. Мы с Хелен сидели, читали, но вскоре ей стало скучно, и она устроила игру в слова. Мне очень хотелось писать, но я, беззаботный человек, оставил все кисти в мастерской, хотя старательно обернул их, чтобы уберечь от дождя. Решил не рисковать, это было бы глупо. Хелен, гораздо более смелая, чем я, пошла в гости. Она уже не счастлива, находясь только со мной. Я спросил, куда она идет, Хелен не ответила. С кем она видится? Что они делают? Я хочу знать, но вместе с тем боюсь ответа».

Потом имя Хелен сменилось инициалом X.

«X. рассказала мне все. Я пришел в ужас от услышанного, но почему-то не удивился. Я думал, все окончилось поездкой в Сингапур пять лет назад. Что будет с ней?..»

«X. была сегодня здесь с В., — гласила одна запись. — Она выглядела такой красивой, даже сияющей, что мои страхи за нее улетучились, пусть всего на час-другой. Я рад, что она доверилась мне, но очень беспокоюсь о том, что может из этого выйти».

Потом:

«Это не может хорошо кончиться для X. или двух других, но я беспокоюсь о X. Как жаль, что я не смог убедить ее избрать другой путь.

Брак X. является ошибкой. Что если он узнает о В.? Я снова и снова упрашиваю ее вернуться домой и забыть обо всем этом. Я сказал, что очень люблю ее, что сделаю для нее все, что она должна прислушаться к моим словам. Но она непреклонна».

В конце этого дневника была краткая запись:

«С X. случилось то, чего я больше всего боялся. Я слишком труслив, чтобы помочь ей, могу помочь только с В. и Б. Больше писать не могу. Господи, помоги всем нам».

Эта запись была сделана в сентябре сорок девятого года. Записей в том году больше не было. В газетной вырезке говорилось, что расчлененное тело мужа Хелен Форд было обнаружено в октябре того года. Если то, что сказал его сын, было правдой, Роберт Фицджеральд-старший не писал ни слова в дневниках до шестидесятого года.

«Слишком тяжело, — неожиданно подумала я. — Не хочу больше разбираться в этом. Собиралась же устроить себе что-то вроде отдыха. Могу с чистой совестью сказать Натали Бошамп, что пыталась найти ее мужа, но не смогла. Точка».

* * *

Однако, решила я, можно позвонить Дэвиду Фергюсону, расспросить его поподробнее о Кхун Вичае. Правильно! Смогу смягчить свою вину за то, что не занимаюсь бухгалтерскими отчетами для Чата. Я все-таки уже кое-что делала для него. Потянувшись к телефону, я заметила, что меч как будто лежит не там, где раньше. «Интересно, как он оказался тут? — мысленно произнесла я. — Уверена, я оставила его возле шкафа». Внимательно осмотрела его, он был в полном порядке. Уборщица, подумала я. Ничего не случилось. Однако меня не оставляла мысль, что кто-то рылся в моих вещах.

— Надо подумать, — произнесла я вслух. — Кто сказал Роберту Фицджеральду, что я должна прийти?

Роберт Фицджеральд сказал, что я опоздала. Стало быть, ждал меня. У него было сильное сотрясение мозга, видимо, когда человек в таком состоянии, от него нельзя ждать связного мышления. Но все же тут было, над чем подумать. Я сняла трубку и набрала номер.

— Хорошо, что позвонили, — сказал Дэвид. — Я собирался спросить вас, не хотите ли завтра вечером пойти на ужин после представления.

— Конечно, — ответила я. — Только расскажите немного о том, что мы увидим. Сомпом знаток этого вида искусства, и завтрашнее представление посвящается памяти Таксина, который был покровителем этого театра. Я знаю, Чат очень хотел бы, чтобы мы пошли, но я совершенно не знаю, чего ожидать.