Книга Прайс-лист для издателя - Чингиз Абдуллаев

– Теперь покажите мне эти стенды, только вечером, – попросил Дронго.

– Зачем? – не понял Грисбах. – К этому времени он уже был мертв.

– Покажите, – настойчиво повторил Дронго.

Грисбах распорядился доставить и показать эти записи. Дронго внимательно их просмотрел, а после просмотра неожиданно заявил:

– Теперь все, теперь я почти уверен, что знаю, кто именно мог ударить Табаковича.

– Кто? – встрепенулся Фюнхауф.

– Разрешите, я скажу вам об этом через два часа. Не люблю скоропалительных выводов. Мне нужно все проверить. – Дронго поднялся и вышел из кабинета.

– Он гениальный психопат, – убежденно произнес начальник полиции. – Неужели действительно он скажет нам через два часа, кто убил Ламбрехта?

– Если обещал, значит, скажет, – убежденно ответил Дюнуа.

В коридоре Дронго набрал номер Орлича. Хорошо, что у Белграда с Франкфуртом одинаковое время.

– Еще раз здравствуй, Павел. Извини, что беспокою тебя каждый раз, когда мне нужно что-то узнать.

– Вы просто так не звоните. Что я должен еще узнать?

Дронго передал ему свою просьбу и добавил:

– Но это даже не срочно, а очень срочно.

– Я все понял, – сказал Орлич. – Прямо сейчас позвоню в Сараево – у меня там есть хороший знакомый – и сразу перезвоню вам.

– Я буду ждать, – ответил Дронго.

Он спустился на нижний этаж и подошел к российской экспозиции. Здесь всегда было многолюдно. У одного из стендов стоял знакомый руководитель крупного российского издательства. Узнав Дронго, он протянул ему руку:

– Рад вас здесь видеть.

– Я тоже рад, – ответил Дронго, и они обменялись рукопожатием.

– Вы здесь по делу? – спросил издатель.

– Приехал на презентацию американского издательства «Саймон энд Саймон», – пояснил Дронго.

– И только? – многозначительно улыбнулся издатель. – Говорят, здесь опять происходят какие-то роковые события. А я знаю, что в таких случаях всегда зовут именно вас.

– Да, иногда вспоминают и обо мне, – грустно согласился Дронго. – Хотя, если честно, в последнее время это не доставляет мне прежнего удовольствия.

Они поговорили еще минут пять, а потом позвонил Орлич. Дронго извинился и отошел. Он сразу почувствовал, как нервничает Павел, коротко докладывая о выполненной просьбе.

– Я, конечно, постарался ужаться, но эта страшная трагедия, о которой невозможно даже рассказывать.

– Да, я все понял. Даже не знаю, что мне тебе сказать. Спасибо, конечно, за информацию, но ты сделал мою задачу почти невыполнимой.

– Это не я, – возразил Павел, – это наше проклятое прошлое, которое все время дает о себе знать.

Дронго попрощался и положил трубку. Затем повернулся и быстро пошел к стендам югославских республик. Сербы уже начали собирать свою экспозицию. Картонный Иво Андрич строго взирал на эту суету. Дронго увидел Софию, подошел к ней и, улыбаясь, проговорил:

– Надеюсь, вы хорошо выспались.

– Опять на «вы», – усмехнулась она.

– Уже по привычке, – пояснил Дронго. – Ты все-таки собираешься уехать именно сегодня?

– Конечно. Я же говорила тебе, что завтрашний ночной рейс не для нас. Наш самолет улетает в Белград сегодня в двадцать один пятьдесят пять.

– Да, я помню. Я могу с тобой поговорить?

– Странно, я думала, мы обо всем поговорили сегодня ночью, даже более чем подробно.

– Это будет другой разговор. Не такой приятный.

– Хорошее начало… – София прошла за ним, и они устроились в стороне от экспозиции. – Что ты хотел мне сказать?

– Кажется, я нашел убийцу Табаковича.

– Поздравляю.

– И теперь не знаю, как мне поступить.

– Почему? Мне казалось, что ты всегда знаешь, как тебе поступать. В любом случае, при любом варианте.

– Не всегда. Видимо, ты меня сглазила.

– В каком смысле?

– Вот, послушай. – И он начал рассказывать.

Когда закончил, в глазах Софии стояли слезы. Она достала носовой платок и жалобно спросила:

– Что ты от меня хочешь?

– Это как раз тот случай, когда я хочу твоего совета.

– Не знаю, – не выдержав, разрыдалась девушка, – я не знаю. Даже боюсь тебе что-то подсказывать. Теперь я тебя понимаю. У тебя страшная профессия, просто ужасная. Я не знаю, чем тебе помочь. Что ты собираешься делать?

– Я поэтому и нашел тебя, чтобы посоветоваться.

– Не знаю, решать тебе самому. Только я точно знаю, что решать нужно не по закону, а по совести. По твоей совести.

– Есть еще такое понятие, как долг, – заметил Дронго.

– Да, есть. Поэтому я не хочу даже думать, как ты поступишь. Просто боюсь, – призналась София.

– Спасибо, – кивнул он ей, – и до свидания. – Он поднялся, чтобы уйти.

– Подожди! – София тоже поднялась, обняла его и прошептала: – Только по совести. Только так.

Он отошел от нее и отправился дальше. У экспозиции Боснии остановился. Халил Иззет снова сидел за столом и что-то вдохновенно писал. Когда Дронго подошел к нему, Халил поднял голову.

– А где ваш Салех? – спросил Дронго.

– Он сейчас подойдет, – улыбнулся Халил, протягивая руку. – Добрый день!

– А ваш Аржан?

– Он будет во второй половине дня.

– Значит, остались только вы вдвоем с Лейлой?

– Ну да. Вон она сидит, за тем столом.

Дронго направился к Лейле.

– Вы говорите по-турецки?

– Немного.

– А по-русски?

– Тоже немного. – Она не улыбалась, глаза у нее были печальные.

– Значит, владеете английским?

– Да, английским и итальянским.

– Я тоже знаю английский и итальянский, – улыбнулся Дронго, переходя на английский. – Можно, я задам вам несколько вопросов?

– Да. – Кажется, в ее глазах мелькнуло удивление.

– Я знаю вашу историю, Лейла, – начал Дронго. – Мне сказали, что вы раньше жили в Сребренице.

Она замерла. Замерла ее рука, пальцы, которые перестали ее слушать.

– Что вам нужно? – дрожащим голосом спросила девушка.

– Вы жили в Сребренице, – повторил Дронго, – и были там в июле девяносто пятого года, когда туда вошли отряды генерала Младича.

Она смотрела прямо перед собой, даже не глядя в его сторону, и почти неслышно проговорила:

– Да, я жила там вместе с мамой, папой и братьями.