Книга Лишь в твоих объятиях - Кэролайн Линден

Пальцы Крессиды впились в дерево, долгий нежный поцелуй перевернул ей душу и разлил тепло по ее телу. Соски у нее затвердели, колени стали мягкими. Она жаждала его обнимающих рук, его губ на своем теле. Ей хотелось повернуться, обнять его, касаться его губами. Она хотела, чтобы он знал, что она хочет его.

— Алек, — шептала она, когда он тыкался носом в мягкую кожу на изгибе ее плеча, и его волосы касались ее щеки. — Алек…

Он замер и резко отпустил ее. Крессида, поворачиваясь, качнулась — ее тело все еще оставалось безвольным от его прикосновений. Он мог взять все, что хотел, она жаждала этого. Но когда она повернулась лицом к нему, готовая отдать ему сердце и тело, он пробормотал проклятие и сделал еще один шаг назад. Пламя страсти, только что горевшее в его глазах, угасло, уныние пришло на смену ему, отчего она почувствовала себя совсем больной.

Какое-то время они, тяжело дыша, смотрели друг на друга. И когда она была готова сделать шаг к нему, он отступил.

— Извините меня, — прошептал он. — Я сожалею. — Он опустил голову и снова пробормотал проклятие. — Простите.

— Крессида изумленно смотрела, как он повернулся и пошел прочь, подхватив с пола рубашку. Прежде чем он натянул рубашку, она краем глаза заметила на его спине множество мелких шрамов. Не оборачиваясь, он вышел, захлопнув за собой дверь, и громкий звук хлопка не сразу затих в тишине библиотеки.

Она медленно прошла по комнате. Его куртка, жилет и галстук валялись на ковре, словно он срывал и отшвыривал их. Наверное, так оно и было. Она подняла куртку и аккуратно положила на диван. Что мучило его, гадала она, и как ему удавалось хранить это в себе, никого не допуская внутрь? Она подняла жилет. Он был новым, сшитым из прекрасной, очень дорогой материи, но Алек с такой поспешностью и небрежностью срывал его, что одна пуговица вообще отлетела. Крессида огляделась и нашла ее на ковре, в нескольких шагах от жилета. Она благоразумно сунула ее в жилетный кармашек и положила жилет поверх куртки. Из кармашка торчал уголок платка, она не сводила с него глаз, пока складывала галстук. Не успев даже понять, что она делает, Крессида вытащила платок и спрятала его в рукав платья, а потом торопливо покинула библиотеку, пока никто не застал ее там.

В своей комнате она вынула добычу. Платок тоже был новым, свежевыстиранным, с вышитыми в уголке буквами «АБХ». Он хранил запах мыла и приятный аромат выглаженного полотна. Крессида приложила его к щеке.

Кто же он такой? Человек сомнительной репутации, офицер, блудный сын, предатель, мужчина, который смотрел на нее глазами, полными желания и отчаяния, человек, исполосованный шрамами. Она потерлась щекой о гладкую ткань. Может быть, он был всем этим и даже больше. Но она… полюбила его.

Глава 17

26 июня 1815 года

Лес Суань, Бельгия

— Вы меня слышите? — Голос звучал странно, с гортанными звуками, будто говорил иностранец. Он гадал, кто бы это мог быть и почему голос доносится из моря темноты.

— Эй, солдат, давно пора очнуться.

Давно пора. Алек некоторое время обдумывал эту мысль. Очнуться. Солдат. Теперь, когда она произнесла это, он ощутил, что чувствует себя так, словно долго спал. Солдат. Очнуться. Солдат. А-а…

Он вздрогнул, как если бы рядом упал французский снаряд. Но нет, не летели осколки и обломки, не было слышно криков раненых. Стало ясно, что это память сыграла с ним злую шутку. Французы обрушили на его драгун град снарядов, кося их ряды. Люди падали на полуслове с застывшим на лицах ужасом. Французские уланы возникли ниоткуда, солнце сверкало на их длинных пиках, и половина его людей в панике пустились бежать. Алек бросился за ними, пытаясь вернуть на позиции, но их как ветром сдуло.

Давно пора очнуться…

Он с трудом открыл глаза. Вернее, приоткрыл их.

— Как? — прохрипел он.

Старая женщина подняла глаза от вязанья. Ее личико с маленькими живыми глазами и широким носом было похоже на сморщенное яблоко.

— Англичанин, — произнесла она, и Алек понял, что она говорила на плохом французском. — Она поднялась со стула и подошла, чтобы потрогать его лоб. Рука у нее была теплой. — Лихорадки нет. Хорошо.

— Что произошло? — спросил он, с трудом подбирая французские слова. — Сражение?

Она пожала плечами:

— Английский герцог удержал позиции. Император бежал.

Они выстояли. Даже крайняя слабость не помешала Алеку почувствовать что-то похожее на эйфорию. Она быстро прошла — в его воображении возникла картина поля боя, усеянного мертвыми и умирающими.

— Где я?

— На моей ферме. — Она кивнула. — Здесь безопаснее, чем в другом месте.

Без сомнения. Вид и звуки сражения обрушились на него. Женщина захлопотала, подложила ему под голову еще одну подушку и поднесла к его губам кружку чистой. прохладной воды.

— Давно? Она подумала.

— Семь дней. Если бы ты не очнулся к завтрашнему дню, я бы повезла тебя к хирургу.

Хирург? Сердце Алека дрогнуло в тревоге, он попытался подвигать руками и ногами, слабо надеясь, что его члены еще служат ему. Он с трудом оторвал голову от подушки.

— Хирурга не было? За ним не посылали? Я потерял много крови?

Старая женщина пожала плечами:

— Зачем? У тебя не хватило бы крови даже на пиявок. Я оставила все в руках Божьих.

Он смог удерживать голову над подушкой не больше минуты. Обессиленный, он снова уронил голову на подушку.

— Спасибо вам, — прошептал он, потом попробовал по одному сгибать пальцы на руках и ногах. Боль, которая при этом пронизывала его руки и ноги, свидетельствовала о том, что он, по-видимому, цел.

— Отдыхай, — сказала она. — Я не отдам тебя мясникам.

В следующие несколько дней Алек узнал больше. Вдова Густав, как она себя назвала, нашла его на поле боя, полностью раздетого и истекающего кровью, — кровоточили раны от сабельных ударов на спине и груди, а также рана от пики в боку. Алек подозревал, что она вместе с другими трудолюбивыми местными крестьянами обшаривала тела, и чуть было не прошла мимо него, поскольку взять с него было нечего. Многие трупы были обобраны мародерами до нитки, что делало невозможным установить личность погибшего, даже если тело не было изуродовано и не успело разложиться. Для захоронения убитых потребовалась бы неделя и даже больше, так что Алек был уверен, что среди убитых могли оказаться и полуживые.

Но вдова Густав не бросила его. Ее взгляд упал на лицо Алека, чудом нетронутое, только забрызганное кровью, — он напомнил ей сына, несколько лет назад пропавшего в море. В порыве жалости она погрузила его на ручную тележку — вместе с несколькими более полезными приобретениями — и привезла к себе на крошечную ферму у леса. Она зашила ему раны, завернула его в одеяло, положила у очага и стала ждать, выживет ли он.