Книга Главный противник - Алексей Колентьев

– Здравствуйте, товарищ майор! Я майор Ларионов, адъютант командующего. Он попросил вызвать вас для личной беседы и примет вас через минуту, подождите пока.

Напротив стола адъютанта, вплотную к стене, стояла вделанная в пол широкая скамья с обтянутым тёмно-вишнёвой искусственной кожей сиденьем. Я присел, с непривычки не зная, куда деть руки, оставшиеся без оружия, изъятого у меня на первом из трёх внутренних пропускных пунктов бункера. Ровно через пять минут дверь справа от стола адъютанта отъёхала влево, и вошли двое – женщина лет пятидесяти и молоденькая девушка, обе в белых халатах, надетых поверх обычной полевой формы нового образца. Судя по манере держаться, это были военный врач и медсестра. Старшая женщина хотела что-то сказать, но, увидев меня, осеклась и, кивнув Ларионову, вышла в коридор, увлекая молодую девушку следом. Ожил белый телефон внутренней связи. Подержав трубку у уха буквально пару мгновений, адъютант пригласил меня войти. Дверь снова отъехала влево ровно на треть, и я, поднявшись с не успевшей согреться скамейки, вошёл внутрь.

Помещение командного оперативного центра не выглядело просторным: в центре два обычных канцелярских стола, состыкованные в один. Конструкция накрыта тусклым красным сукном, два подноса со стеклянными стаканами и графинами, наполненными водой более, чем на треть каждый. Слева от входа разместились штабисты, пристально следящие за обстановкой, отображаемой в большом цифровом планшете. Однако же что и как видно не было, так как с той стороны, откуда я смотрел, хитрая доска была матово-белой. Всё помещение освещали плафоны отбрасывающие на предметы тусклый, иногда мигающий, жёлтый свет, скупо льющийся с низкого потолка комнаты.

– Майор Раскатов?

Меня окликнули справа, где небольшой угол был отгорожен белой больничной ширмой. Оттуда вышел, тяжело опираясь на зажатый под мышкой костыль, невысокий полноватый человек с коротко стриженными каштановыми волосами и пронзительным взглядом тёмно-карих глаз на бледном безбородом лице. С неким волнением я узнал командующего. Генерала Широкова недавно назначили на должность, поэтому ничего особенного я про него сказать не мог. Бесконечные метания по американским тылам не давали времени на то, чтобы как следует вникнуть в оперативную обстановку по всей линии фронта. Хотя в то время никто уже не сомневался, что остатки войск округа дерутся в полном окружении, и лишь китайцы помогают нам, однако я лично восточным соседям верить не привык. Слишком уж неочевидны и мало предсказуемы их возможные действия, если нас снова погонят, сжимая кольцо вокруг полуразрушенного Хабаровска. Размышления, навеянные тотальной бессонницей и вынужденным ожиданием в приёмной, не помешали мне чётко доложиться по форме. Широков кивнул и, указав свободной от костыля рукой на стул, предложил сесть. Сам он тоже, с той плавной осторожностью, какая характерна для только что начавших вставать выздоравливающих, сел рядом, через два стула. Матовая доска планшета оказалась напротив нас. Командующий прислонил костыль к краю стола и, разминая кисть, спросил:

– Майор, понимаю всю крайность вашего положения. Знаю, что и людей немного… чёрт, уверен, что их просто катастрофически не хватает. Однако речь пойдёт о задании, выполнить которое можете только вы. Пограничники во все времена первыми встречали врага, первыми пускали ему кровь, а ваши бойцы так и вообще идут в бой впереди самых первых. Поэтому мне важно было побеседовать с вами, рассказать, что поставлено на карту…

Понятно, нас посылают в такое пекло, откуда вернуться будет непросто. Однако чувство опасности критически притупилось, так бывает, когда постоянно таскаешься из огня да в полымя. Поэтому полученный приказ я воспринял совершенно спокойно, хотя отлично понимал, что это билет только в одну сторону. Широков говорил глухим хриплым голосом, его терзала сильнейшая боль, о чём свидетельствовали мелкие капельки пота над верхней губой, у висков и общая бледность лица. Я понял, смотря в его горящие мрачным огнём глаза, что этот человек с радостью пошёл бы в бой вместе со мной, он хочет и не страшится.

– …Майор, что вы знаете об «атомных» поездах?

– Это мобильные пусковые установки, курсировали по строго определённым железнодорожным магистралям с усиленной колеёй. После перестройки поезда стояли в точках постоянной дислокации, сняты с вооружения.

Генерал кивнул, потом, вынув из кармана небольшой пульт управления, направил его на матовую поверхность планшета, и на быстро осветившемся экране появилась масштабная карта местности. По обозначениям я понял, что это какой-то железнодорожный узел, а спустя ещё мгновение узнал окрестности уничтоженного американцами в самом начале войны сибирского города Кемерово. Командующий ещё раз что-то переключил на пульте, и изображение приблизилось ещё больше отобразив участок местности в двадцать квадратных километров. В самом центре появился железнодорожный терминал с ничем особо не примечательным названием «Постниково».

– Поезда всё ещё на ходу, майор, – командующий вытёр клетчатым платком пот с лица. – Однако нас сейчас интересуют не они, а подъездная инфраструктура, под них созданная. Постниковский транспортный узел – это не просто грузовой терминал, а объект двойного назначения. Американцы используют только уцелевшие развязки и склады, северо-восточная часть узла уничтожена во время очаговых боёв с остатками 539-го железнодорожного полка. Янкесы не смогли выдержать ближнего боя и просто разбомбили укрепившихся на территории терминала железнодорожников. Мы знаем это наверняка, контрразведчики снимали показания с вышедших из окружения, отсюда и подробности.

– Значит, речь пойдёт о сервисных тоннелях, я правильно увидел задачу, товарищ командующий?

– Верно мыслишь, разведка.

Впервые голос Широкова зазвучал чуть веселее, он даже попытался улыбнуться, но вышло не слишком похоже. Боль оказалась сильнее и генерал только и смог, что растянуть губы в подобие усмешки. Быстро взяв себя в руки, он продолжил тем же глухим напряжённым голосом:

– Но нас интересуют не только тоннели, но и очень важный груз, который прибудет на станцию через несколько дней. Это те самые страшные компоненты, которые янки зовут «Плащ Сатаны»…

Мне вспомнилась обугленная стеклянная корка и вплавленный в неё намертво фрагмент детского черепа с остатками чёрных длинных волос. Сапёр Костя Михайловский минуту катался по земле, мы втроём навалились на небольшого, но жилистого старлея. Амеры были в двух десятках метров, мы еле смогли его утихомирить. Тремя днями раньше он узнал от кого-то из выживших, что во Владивостоке заживо сгорели его молодая жена и две дочки-близняшки Тася и Маша. С тех пор Костя редко говорил подряд хотя бы три длинных слова, если это не было по делу, а в рейде сорвался. Скрепя сердце пришлось его отстранить, он не обиделся, а теперь ушёл к мотострелкам: наша работа нервов не терпит. Короче, что такое этот «плащ», я знаю очень хорошо. Задание с каждой секундой обретало некую особую привлекательность. Взорвать целый состав этой дряни и всех амеров в округе, это доброе дело. Генерал тем временем продолжал говорить, водя лазерной указкой по карте. Красная точка бежала вдоль сплошного ковра тайги уже южнее станции.