Книга Позывной «Курсант» — 2 - Евгений Прядеев

стоящая рядом девушка, которая из-за нашего столкновения морщилась и протирала плечо, теоретически может быть… Кем? Бабкой моей, что ли? Или реально совпадение? Ну, просто… Да, бывают внешне похожие люди. Однако, эта особа точь в точь напоминала родительницу, покинувшую меня в совсем юном возрасте. Вот прямо одно лицо. Те же темные волосы, тот же аккуратный, чуть вздернутый носик, те же высокие скулы.

Материны фотки отец, конечно постарался убрать. Нигде в доме их не имелось. Имя родительницы он предал анафеме и ни при каких обстоятельствах его не упоминал. Но я всегда был стоумовым. Уже будучи подростком разыскал у отца в вещах старый альбом со снимками, которые они, так понимаю, делали с маман в период счастливой семейной жизни. Года два на них пялился ежедневно. Как дурак, честное слово. Пытался понять, почему она ушла.

Я был мелким в момент ее исчезновения, соответственно, обосраться настолько, чтоб мать забила на сына и предпочла свалить в теплые страны, не мог. Отец… Ну, не ангел он, конечно. Однако и не хуже других. Все в меру. Не думаю, что он бухал запоями или бил ее. Не похоже на батю. Он быстрее наоборот — большой ценитель женской красоты. Джентльмен и все такое. Гулял? Тут ничего не скажу. Опять же, в силу малого количества лет столь занимательные факты в моей башке не отложились. Однако, уверен, отец сильно любил маман. Ни к одной женщине потом душой так и не прикипел. А вот по родительнице… По ней он несомненно сох. Так сох, что хранил старые фотографии среди трусов и категорически отказывался говорить на темы, касающиеся матери.

Потом одна дамочка из обслуги дома, случайно спалив мою медитацию над фотками, донесла отцу. Он пришел ко мне в комнату и на полном серьёзе заявил, если не прекращу этот душевный мазохизм, то анафеме будет предано не только материно имя, но и мое. Ибо не хер ворошить прошлое. И уж тем более, в отношении женщины, которая положила болт на нас обоих.

Я перестал тайком изучать старый альбом, но лицо родительницы врезалось в мою память намертво. Оно даже снилось мне иногда. И сейчас я смотрел на точную копию этого лица. С той лишь разницей, что копия выглядела значительно моложе оригинала, на дворе 1938 год и моя мать еще даже в проекте существовать не может.

— Петр, ну перестань, — девчонка поймала парня, который изображал из себя бойцовского петуха, за локоть. Он как раз начал наступать на меня с сердитым выражением лица. Какой-то чрезвычайно мерзкий тип. Рожа у него… тоже, кстати, знакомая. Отдалённо, правда, но все же. Где-то я его будто уже видел.

— Да что перестань, Надя?! Этот хам врезался в тебя и даже не извинился. А хамство надо наказывать! Посмотри на него. Стоит, зеньками хлопает. Тебя не учили приличному поведению?

Естественно, вопрос предназначался мне.

— Отвали, — бросил я коротко и повернулся к девушке.

Надя, значит… Ну, что сказать… Хорошенькая эта Надя. Мне она напомнила олененка Бэмби. Такой же теплый взгляд карих глаз, длинные ресницы и любовь ко всему миру. От девчонки со страшной силой фонило… даже не знаю, как назвать. Добротой, наверное. Прямо не хватало нимба над головой для полной картины. Хотя, возможно, нимб есть, но его не видно из-за вязаного берета, который, игриво сдвинувшись на бок, украшал голову этой особы.

— Отвали?! Да ты знаешь, с кем говоришь, придурок?! — пацан рванул вперед и попытался схватить меня за грудки.

Ключевое слово «попытался». В следующую секунду он уже отлетел в сторону, ухватившись за подбородок. За свой, естественно. Рефлекс у меня сработал, честное слово. Не собирался его бить. Но когда левый товарищ собирается применить ко мне силу, я испытываю, скажем так, небольшой дискомфорт. Тем более, все последнее время и без того приходилось себя сдерживать. Чекистам лишнего не скажи, пацанам лишнего не сделай, даже сволочи Цыганкову отпор нормально хрен дашь. Наверное, сказалось копившееся внутри меня раздражение. А оно, естественно, копилось.

— Петя?! — девчонка кинулась к парню.

Она принялась ощупывать его со всех сторон, словно проверяла, не сломалось ли у придурка что-нибудь. Хотя я, кстати, зарядил ему совсем не сильно. Могло быть и хуже. Все-таки занятия с детдомовцами дали определенный результат. Теперь бокс был не только у меня в голове, но и руки знали, как им нужно действовать.

— Надя, пусти меня! — этот охреневший тип забарахтался, будто краб, бестолково размахивая своими клешнями. — Сейчас я ему… Сейчас я его…

Вообще, конечно, мы все трое выглядели — такое себе. Прямо возле входа в блинную устроили бестолковую потасовку. Бестолковую, потому что между мной и придурком металась девчонка, создавая лишнюю суету. Пацана, когда я его ударил, откинуло в сторону, но он не упал. Удержался на ногах. И теперь он упорно пытался добраться ко мне. Наденька висела на нем, как приклеенная, стараясь предотвратить назревающую драку. В общем, форменная клоунада.

— Петя, перестань! Ну, чего ты?! — причитала она без остановки.

Однако, скажем прямо, придурок тоже не особо сильно рвался вперед. Он, конечно, создавал видимость активного желания ответно дать в морду, но я прекрасно видел, что на самом деле ему ссыкотно. Тем более, я не убегал, не размахивал руками, не истерил. Просто стоял на месте, широко расставив ноги, дабы быть готовым к любому развитию событий, и наблюдал за ним с нагловатой усмешкой.

— Что за херня?! — раздался рядом с нашей компанией злой голос.

Это был Клячин и нарисовался он крайне неожиданно.

Чекист подскочил к пацану, схватил его за шиворот, а потом тряхнул несколько раз, попутно бросая в мою сторону разъярённые взгляды.

— Реутов! Какого ляда?! Отошел к машине всего на пять минут, а ты уже тут…

Что именно «тут», чекист не договорил. Тем более, с его появлением ситуация несколько изменилась. Ну, как несколько… Вообще изменилась.

— Николай Николаевич! — девчонка отлепилась от этого Пети и вцепилась в Клячина. — Как хорошо, что Вы здесь! Помогите мне их успокоить!

— Кого их? — я хохотнул. — У меня вообще все хорошо. Я максимально спокоен. Подождите…

Я вопросительно уставился на Клячина. Придурок Петя, кстати, тоже уставился. Но с некоторым… удивлением, что ли.

— Николай Николаевич, Вы