Книга Гиви и Шендерович - Мария Галина

— Э, Миша, не скажи, — возразил Гиви, потирая отбитый верблюдом зад, — оч-чень полезные птички.

— Ну да, ну да, — согласился Шендерович, глядя на озабоченное лицо Предводителя, что-то свирепо бормотавшего в усы.

Двое разбойников перешептывались, тревожно озираясь по сторонам, потом один, видимо, самый храбрый, осторожно потянул Предводителя за рукав и тут же попятился, почтительно сложив ладони перед склоненным лицом.

— Чего тебе, отродье ящерицы? — раздраженно вопросил Предводитель.

— Сдается мне, о, Водитель стад, нехорошее это место, — нервно ежась, ответил разбойник, — ибо рассказал мне отец, рассказал ему отец, рассказал ему Абу Сулейман абд ар-Рахим, что некогда в незапамятные времена жил тут народ Амалик Проклятый.

— Он прав, о, Столп тысячи опор, — подтвердил другой разбойник, — ибо презрели они речи пророков и отвернулись от Всевышнего, за что и наслал он на них этих проклятых птиц. Рассказывал мне отец, рассказывал ему дед, рассказал тому Махмуд ал-Хасан ат-Табаси, что пали они на лицо свое пред пророком Ханзалой, каковой молитвой прогнал смертоносных тварей, но, увы, нет тварей смертоносней, чем сыны Кабила-Каина — такова была их благодарность, что они бросили его в колодец, о, шакалы!

— Однако рассказал мне отец, рассказал ему отец, рассказал которому Ахмад абу-Ханифа, что поднял Всевышний из колодца Ханзалу верного, надежного, и проклял тогда Ханзала народ сей страшным проклятием и рек он — колодец вам по нраву, так отныне будете же вы зваться Ахсаб-ар-расс, Те, Кто в Колодце, а имя сему колодцу — Бархут, ибо ведет он в преисподнюю и населен душами неверных. И поныне можно услышать в безлунные ночи, когда отверзается жерло Бархута, как стонут и жалуются неприкаянные души, коим нет прощения за их черное предательство.

— Что мне с того, о, Хасан, — сквозь зубы проговорил Предводитель, — разве что ты сам Ханзала, который может вспугнуть птиц Анка. А коли не по силам тебе сотворить такое, то имей в виду, что здесь устроил я свою стоянку терпения и настоятельно советую тебе расположиться на ней основательно, ибо у головы твоей тоже есть основание и оно не столь надежно, как мое терпение.

Гиви огляделся. Действительно, то, что он поначалу принял за причудливую игру природы, на деле оказалось творением рук человеческих — вокруг него вырисовывались изъеденные ветром колоннады, арки, стены с остатками дверных и оконных проемов, причудливые фронтоны, чьи резные украшения выкрошились, таращась со стен точно чудовищные лики.

— Город дэвов, не иначе, — пробормотал первый разбойник — воздвигся в этом проклятом месте.

— О нет, говорю тебе, сие сотворили еще Те, Кто в Колодце, во времена незапамятные, позабытые, — возразил второй разбойник.

— Умолкните, шакалы! — прошипел Предводитель. — Или хотите накликать еще одну беду?

Гиви почувствовал, как по спине, невзирая на раскаленное солнце, побежали мурашки: откуда-то из-за развалин донесся долгий, раздирающий душу звук — словно тысячи истомленных душ согласным хором испустили свой последний трепещущий вздох.

Верблюды, которые до сей поры стояли относительно спокойно, пережевывая жвачку и явно наслаждаясь тем, что зловредные птицы Анка больше не пикировали на их мохнатые спины, одновременно вздернули головы и подобрали распущенные задние ноги.

Разбойники дружно упали на колени, упершись лбами в песок и прикрыв головы руками и завыли так жалобно, что на миг даже заглушили вопли, издаваемые неведомо кем в прохладным глубинах развалин.

— Соберите свое мужество, о, ничтожные, — воскликнул Предводитель, который, надо отдать ему должное, был смелым человеком, — ибо оно понадобится и вам и мне. Это всего лишь ветер воет меж камней — ничего больше!

— Это не ветер, — прошептал первый разбойник, смуглое лицо которого побледнело — это Те, Кто в Колодце! Они поднимаются!

— О нет, — шепотом же возразил второй, — это дэвы…

— Это что еще за штуки? — спросил Шендерович с опасливым интересом, пихая Гиви локтем в бок. — Оно что, так и задумано?

— По-моему, нет, — шепотом отозвался Гиви.

— А! — оживился Шендерович, — непредвиденный фактор!

Он огляделся по сторонам, явно намечая путь к бегству.

— Эх, — бормотал он себе под нос, — если б не птички…

Птицы удобно расположились на скалах. От них веяло тем благожелательным спокойствием, с каким добродушный палач ожидает, пока его подопечный не сделает последнюю затяжку. Гиви показалось, что их прибавилось.

— Вставайте, Львы Пустыни, — Предводитель явно решил воззвать к доблести спутников, — вспомни ты, Хасан, как твой отец, да обласкают его в райских садах тысячи девственниц, с одного удара зарубил гуль, которая в облике прекрасной женщины заманивала странников в свой шатер, обещая им еду и питье и иные услады, а потом пожирала их, да так, что даже косточек от иных не оставалось! Вспомни и ты, о, Ахмад, как дед твоего деда, да омоет его в райских кущах источник блаженства, поразил своим мечом гуль, которая, напротив, принимала облик женщины чудовищной, с грудями, закинутыми на плечи и клыками, торчащими из пасти, каковая заманивала путников…

— У-уу-оо!

Тоскующий зов отразился от скал, и на сей раз Гиви показалось, что прозвучал он где-то поблизости. Меж камнями мелькнула серая тень и скрылась в развалинах.

— Гу-уль! — эхом отозвались разбойники, на сей раз придя к полному согласию, и вновь уперлись лбами в землю.

— Ну, друг Гиви, — в голосе Шендеровича звучал искренний академический интерес, — а ты что скажешь?

— Гулей не бывает, — констатировал Гиви, пытаясь сохранить остатки рассудка, и на всякий случай прижимаясь беззащитной спиной к уцелевшей каменной кладке — это, наверное…

— Гиена? — с готовностью подсказал Шендерович.

— Нет… это…

— Шакал?

— Нет…

— У-оо-аа-АХ!

Верблюды забили копытами, а белая верблюдица Предводителя истошно заревела, оправдывая свое прозвище.

Предводитель, было, втянул голову в плечи, но тут же выпрямился и вздернул подбородок. Гиви даже почувствовал к нему определенное уважение.

— Глядите, трусливые порождения земляных червей, — сказал он, обращаясь к двум согнутым спинам, — как должно вести себя мужчине и воину.

Он выдернул саблю из изукрашенных сафьяновых ножен и крадущейся кошачьей походкой двинулся вдоль стены, углубляясь в развалины, а потом и вовсе скрылся за поворотом. Его спутники как по команде подняли головы, проводили его безнадежным взглядом, а потом снова уперли развившиеся чалмы в грунт.

— Линяем? — интимно проговорил Шендерович, оборачиваясь к Гиви.

— А птицы? — усомнился Гиви, озирая черную сыпь, усеявшую развалины.