Книга ФИЛИСТЕР (Один на троих) - Владимир Исаевич Круковер

Причепурилась в ванной и с аппетитом позавтракала. Вчерашняя размолвка не оставила и следа. Так что для начала мы поехали в Союз писателей на Шпалерную. Я уже знал, что в 1964 году после смещения Никиты Хрущева относительно либеральное крыло Ленинградского отделения Союза писателей тоже произвело переворот. В январе 1965 года руководить союзом стали Даниил Гранин и Михаил Дудин.

Это уже в конце оттепели к руководству Ленинградским отделением Союза писателей придет верный слуга партии Олег Шестинский, знаменитый своей строчкой: «У поэта Шестинского была такая строчка: „Она нахмурила свой узенький лобок“»[5].

А сейчас та самая — благословенная Оттепель.

Мы вызвали по телефону в коридоре такси и спустились на улицу.

— Ты знаешь, — сказал я, — Евгений Шварц, заставший писательскую организацию еще в сталинское время, в 1950-х характеризовал ее так: 'Наше отделение союза похоже на Азовское море или Меотийское болото, как называли его древние. При небольшой величине, отличается оно сильными бурями, а в тихие дни идет незримое глазу болотоподобное человекоубийство. Не в переносном, а в прямом смысле. Физически, правда, не приканчивают, но подготовка к этому акту проводится со всей бессовестностью, со всей озлобленностью, на какую способны неудачники.

— А кто такой Евгений Шварц? — спросила девушка.

И у меня сразу пропала охота делиться мыслями.

[1]

Вылов осетровых из мест естественного обитания, в основном браконьерский, привел к резкому сокращению популяции и поставил вид под угрозу вымирания. Именно поэтому уже в XXI веке в России законно запретили коммерческий вылов осетровых в естественной среде.

[2] Это строки из стихотворения В. В. Маяковского «Хорошее отношение к лошадям»

[3] И. Бродский, 1961 г.

[4] Вечером 5 марта 1966 года Ленинград потрясла кончина Анны Ахматовой.

[5] Довлатов

Глава 27

Но перед входом в Союз Марсель все же попросила меня попритворяться перевозчиком.

Нас проводили к Самому Главному. Гранин — сын приказчика и вечный политрук в душе. Не без таланта. Но обречены на провал попытки общественного мнения приписать моральный авторитет выходцам из советской партийной номенклатуры. К ней может быть отнесён и Даниил Гранин, который являлся руководителем Ленинградского отделения Союза писателей РСФСР, народным депутатом СССР, членом бюро Ленинградского обкома КПСС и Героем Социалистического труда. И которому в будущем поставят памятник…

Я вспомнил, что писали о нем после этого: «Гранин активно участвовал в литпроцессе с конца 1940-х гг., в частности, в бурных событиях в ленинградской писательской организации в первой половине 1960-х гг. (последствия 'дела Бродского»), и прошёл путь, который в советский период был путём конформиста, маскировавшегося под автора проблемной прозы, характерными примерами которой является схематичный и глубоко советский роман «Иду на грозу» (1962), а позже — «Картина» (1980). Не случайно Б. И. Бурсов назвал Гранина «ухудшенным вариантом Юрия Трифонова».

За исключением раннего «оттепельного» рассказа «Собственное мнение» (1956), выдающегося для периода соцреализма, который подвергся резкой критике, Гранин выглядит очень средним советским (причём глубоко и расчётливо советским) писателем, достигшим высот в основном по административно-официозной линии.'

И параллельно вспомнил стих, который написал перед смертью, за несколько дней до… Я как раз осваивал интересный Искусственный Интеллект — suno.com, который на темы и на стихи писал музыку и песни. Вот и вставил туда. Поучилась меланхоличная песня про старость, которая на Ю-тубе запросто набрала пару тысяч лайков.

Вот она:

Старик просыпается ночью —

так ужасно болят суставы…

так ужасно болят суставы,

что старик сползает с кровати

и, из блистера выдавив, горстью

он глотает таблетки, как горе,

от которого нет избавленья.

Старик просыпается ночью

в одиноком и тесном чулане,

что квартирой зовут эмигранты,

и которую им перед смертью

выделяют соцслужбы брезгливо.

Старик не надеется выжить,

когда боль его волю ломает,

но потом он слегка оживает

и садится за старый компьютер,

чтоб стихами ту боль превозмочь.

…Так день переможется

к ночи

старик снова ляжет в кроватку,

сиротски свернется в калачик,

насколько суставы позволят,

и ринется в сон оголтело,

Чтоб ночью от боли проснуться,

от вспышки инфаркта на сердце…

Нет больших мечтателей, чем старики. Это в Новом веке у них есть (будет) доступ к мировому искусству. А нынче их старость, особенно одинокая, печально. И лишь мечты о прошлом и робкие — о будущем смягчают их старение.

— Что с тобой! — окликнула меня девушка.

Оказалось, я сижу на тротуаре, положив руку на сердце.

Как все же связана наша память с сенсорным управлением телом. Нейроны наши подобны тонким соединениям компьютера, но эмоции плохо управляемы и потому мы болеем, рано стареем, страдаем. А уж мне с тремя сознаниями вообще худо.

«Вот помру от переживаний — будете тогда знать, как меня доставать!» — сказал я мысленно.

А вслух добавил:

— Ты знаешь, не следует нам с тобой к главному идти. Функционер, в КГБ доложит, что иностранка интересуется мятежной поэтессой. А у ней итак сын сидит.

Тем ни менее в Литфонд зашли и я пустился в расспросы к гардеробщице. Надежды оправдали.

— Ты про барыню, что ли интересуешься. Ну да, стихи пишет вроде бы. Так её на даче ищи, дачу ей выделили. Где. Дай бог памяти, кажись Литфонд выделил ей домик в посёлке Комарово, там спросишь.

— Ну вот и разъяснилось, — сказал я спутнице. — Не знаю, удобно ли к ней ехать без приглашения. Надо узнать телефон и позвонить, напроситься в гости.

Я говорил, шел куда-то, общался. А сам думал, как бы не прочитать великой (Великой) поэтессы те стихи, которые она еще не написала.