Книга Дорога в столицу - Альберт Верховен

что мёртвым… Никогда не испытывал я такого страха.

Усилием воли, уговаривая что не смогу ей помочь если не буду спокоен и расчётлив, взял себя в руки.

Решил сделать крюк и подобраться к задним воротам — может там меньше врагов.

Короткими перебежками, скрываясь за кустами спустился в большой, поросший молодым ивняком и терновником овраг. Поспешил по его склону, идущему вдоль восточной стены, не спускаясь на самое дно, где протекал широкий чистый ручей.

Через пару сотен шагов неожиданно наткнулся на кучу свежевырытой земли и большую круглую дыру, ведущую под землю в сторону замка.

«Подземный ход!! Значит кто-то смог спастись! Может и Тиша где-то здесь?»

Обнадёженный такими мыслями, стал оглядываться по сторонам. Вдруг мне показалось, что в отдалении слышится чей-то плач и я, не раздумывая, бросился туда.

Но это оказалась не Тиша…

Сидя прямо на траве, вся в паутине и земле, грязная, растрёпанная, белугой ревела баронесса Эбигейл вир Тосвальд.

Увидев меня, она испуганно вскинулась и заикаясь затараторила.

— За-Закария, ты как здесь ок-казался? Я не видела тебя в замке!

— Я уезжал по делам на несколько дней, только что вернулся. Что здесь произошло? Как пал замок, кто открыл ворота?

— Откуда ты знаешь? — Она смотрела на меня с подозрением.

— Миледи, об этом легко догадаться, ворота открыты, но не сломаны, долгой осады тоже не было. Остаётся только одно — предательство.

Она несколько секунд смотрела мне в глаза, потом кивнула, видимо соглашаясь.

— Ты прав… накануне большая часть дружины уехала, вроде бы на границе проклятых земель большой прорыв тварей. А ночью Леспин с Зинецем перебили стражу и открыли ворота. Всё случилось так быстро, папенька только успел меня вытолкать в тайный ход, а сам остался защищать донжон…

Она снова зарыдала, закрыв лицо руками.

— Ты не знаешь, где Тиша? Может кто-то ещё смог выбраться?

Эбигейл, не прерывая рыданий, только пожала плечами и покачала головой.

Решил, что тут она в относительной безопасности, не стал тратить время на утешайки и молча направился к лазу. Неплохие шансы, чтобы незаметно пробраться внутрь.

— Эй, куда это ты собрался? — раздался за спиной полный возмущения голос. А когда я обернулся, то наткнулся на такой же взгляд.

— Мне нужно найти Тишу, — не собираясь спорить, развернулся чтобы уйти.

— Ты что, идиот⁈ Твоя баронесса в беде, а ты думаешь о какой-то служанке??? Ану-ка вернись немедленно! — сверкая глазами от негодования она вздёрнула вверх подбородок и ткнула пальчиком прямо перед собой.

Наверно именно туда, по её мнению, я должен был подбежать в ожидании приказаний.

Этот жест в исполнении наглой, капризной девчонки окончательно меня взбесил. Я подошёл к ней и залепил звонкую пощёчину. Не слишком сильную, но щека у неё мигом покраснела.

— Ты не моя баронесса! Ты мелкая, избалованная дрянь! Эта служанка лучше, чище, добрее и красивее тебя в сто тысяч раз!!

Девчонка схватилась ладонью за щёку, но затем яростно оскалилась, сжала кулаки и прошипела с ненавистью глядя на меня, — да сдохла, сдохла эта тварь!! Как и все, кто там был!! Один ты выжил, трус несчастный!! Почему тебя не было⁇ Сбежал, сбежал… Это ты!! Ты предатель!!

Юная баронесса словно безумная кричала ещё что-то, но я уже не слышал. Глаза застелила красная пелена, последнее, что запомнил — как выхватываю из ножен кинжал и шагаю к ней…

Когда прошло помутнение, первое что увидел — огромные, полные ужаса глаза Эбигейл. Ещё через миг понял, что держу её за горло, прижав спиной к молодой осине и раз за разом, со всего маху вонзаю кинжал в дерево, в нескольких миллиметрах от её головы. И вокруг уже нет живого места — всё истыкано и размолочено острой сталью.

Отошёл на пару шагов и перевёл дух. Девушка судорожно хватала ртом воздух — видимо придушил я её не слабо. Продышавшись, она вдруг опустила глаза и слегка приподняла подол платья. Между её ног растекалось небольшое мокрое пятно.

Мне вдруг стало невыносимо стыдно — «Что ты творишь? Да, она, конечно, дрянь, эгоистка, но она почти ещё ребёнок, а ты? Здоровый мужик, воин, защитник. Много ли чести и доблести запугивать девчонку, у которой только что погиб отец… да вообще все, кого она знала».

— Прости меня, я не смог сдержать гнев. Я виноват, — стараясь не смотреть на неё указал пальцем на дно оврага, — там внизу чистый ручей. Приведи себя в порядок и жди меня. Я найду Тишу и вернусь за тобой.

Я уже почти скрылся за кустами, но она снова меня окликнула.

— Ты правда вернёшься?

— Да, я же обещал.

— Я должна тебе что-то сказать, но я боюсь… Ты… ты не убьёшь меня?

Я весь похолодел, но постарался сохранять спокойствие, хотя бы внешне.

— Эби, скажи, ты что-то знаешь? Она ведь жива, да? Говори…

У неё затряслись губы, из глаз покатились крупные слёзы. Словно опасаясь, что я вновь стану её душить, схватилась рукой за горло. Как заворожённая, медленно покачала головой, подняла руку и указав пальцем в сторону высокой замковой стены произнесла лишь одно слово, — «Там…».

Я бежал, не разбирая дороги, наплевав, что меня могут увидеть, бежал моля всех богов лишь об одном — пусть это будет неправдой! Пусть эта дрянь соврёт чтобы меня позлить, я с радостью прощу ей это, пусть она обознается, ведь стена такая высокая, пусть это будет кто угодно, только не Тиша.

Двигаясь вдоль стены, заметил, что край оврага в одном месте обсыпан, словно бы с верху сбросили что-то, и это, упав на самый край, свалилось вниз.

Глянул туда и сразу даже не понял, что это. Там, почти на дне, лежало что-то совсем не похожее на человеческое тело.

Но я узнал платье, вернее его цвет. Платье было нежно-персиковое и очень ей нравилось.

Пока спускался вспомнил, как мы с ней покупали эту ткань. Купец в лавке набивал цену и расхваливал товар. Я смеялся утверждая, что она будет похожа на варёную креветку, а она краснела, хихикала и отвечала, что я так говорю специально, чтобы её смущать.

Внизу, изломанной куколкой, лежала моя Тиша. Моя маленькая, нежная девочка. Робкая, но такая страстная, неистовая временами, подарившая мне ночи, полные жгучего наслаждения и оставшаяся верной мне до конца…

Упав рядом, я выл, обнимал милые плечи, целовал холодные, уже посиневшие губы, и звал, звал, звал…

Но видимо было уже слишком