Книга Соблазнить герцогиню - Эшли Марч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в тот же миг ей показалось, что рука мужа стала еще теплее — теперь она была почти горячей. И Шарлотте вдруг захотелось прижаться к нему, покрепче, захотелось почувствовать, как ей передается тепло его тела, как оно перетекает в нее…
— Филипп, отпусти… — прошептала она, пытаясь высвободиться.
Но он лишь переместил свою ладонь с ее плеча на талию, а другой рукой потянулся к ее руке.
— Шарлотта, дорогая, пожалуйста…
Она снова взглянула на Филиппа холодно и враждебно — этому взгляду она у него же и научилась.
А он, улыбнувшись, проговорил:
— Если я не ошибаюсь, хорошие мужья обязаны танцевать со своими женами, не так ли? К сожалению, на ярмарке у меня это не получилось, но теперь я хочу исправиться. Ведь я должен стать хорошим мужем, верно?
Она пожала плечами:
— Мне все равно, хороший ты муж или нет. Мне ведь недолго осталось быть твоей женой. И ты никогда не был мне настоящим мужем, если уж говорить откровенно.
Какое-то время муж молча смотрел на нее. Она пыталась отвести глаза, но не могла — словно он гипнотизировал ее. А потом он вдруг склонился к ней и прижался губами к уголку ее рта.
Шарлотта на мгновение замерла. А затем почувствовала, как по телу се пробегает дрожь, а колени подгибаются.
Филипп же, снова заглянув ей в глаза, шепотом проговорил:
— Потанцуй со мной, Шарлотта. Даже если для тебя это не важно, я бы хотел доказать тебе, что очень жалею о том, что не стал танцевать с тобой на ярмарке.
Наверное, ей следовало согласиться. А затем, когда танец закончится, он наконец-то отпустит ее.
— Ладно, хорошо, веди, — проворчала Шарлотта, пытаясь не смотреть мужу в лицо.
— Да, разумеется, ваша светлость, — ответил он, тихо рассмеявшись. И тут же принялся вполголоса что-то напевать.
Не удержавшись, Шарлотта взглянула на его губы. И тут же почувствовала, как по телу ее снова пробежала сладостная дрожь.
Проклятие, нельзя смотреть ему в лицо! Надо смотреть… на плечо, например. Она с раздражением проговорила:
— Тебе обязательно надо петь? Твое пение… очень отвлекает.
Филипп на секунду остановился и внимательно посмотрел на нее.
— Хорошо, дорогая, не буду петь. — Он еще крепче прижал ее к себе и снова повел в танце.
Шарлотта фыркнула и передернула плечами.
— Кроме того, нет необходимости так крепко обнимать меня, — проворчала она, стараясь отстраниться.
Филипп улыбнулся и спросил:
— А может, ты предпочла бы, чтобы я не танцевал с тобой, а поцеловал?
— Нет-нет. — Шарлотта покачала головой. — Лучше танцевать. — Она расслабилась и уже не делала попыток отстраниться.
Филипп снова улыбнулся. Но к счастью, больше не напевал. И оба молчали, так что отчетливо был слышен шум дождя, по-прежнему заливавшего все вокруг.
Стараясь ступать как можно осторожнее, они обходили лужи, то и дело спотыкались и временами наступали друг другу на ноги. Как-то раз, поскользнувшись, чуть не упали, но все равно не останавливались.
— Проклятый дождь… — пробурчала Шарлотта, когда они обходили очередную лужу.
Но, в конце концов, она успокоилась и даже, как ни странно, вдруг почувствовала, что этот странный вальс под дождем доставляет ей удовольствие. Прикрыв глаза, она мысленно твердила: «Удивительно, удивительно, удивительно…»
Внезапно она почувствовала, как Филипп прижался щекой к ее виску. Шарлотта вздрогнула, и в тот же миг оба остановились. Открыв глаза, она сказала:
— Итак, ты выполнил свой долг, верно? Полагаю, теперь твоя совесть чиста. Так что можешь отпустить меня.
Филипп помедлил несколько секунд. Потом, опустив руки, отступил от нее на шаг. Едва заметно поклонившись, с усмешкой проговорил:
— Но ты кое-что забываешь, дорогая. Дело в том, что у меня нет совести.
Она тут же кивнула:
— Я не забыла. Я ничего не забыла.
В эту ночь они снова его мучили.
Не привидения, а воспоминания, что в каком-то смысле гораздо хуже. Ведь если бы привидению вдруг вздумалось преследовать его в коридорах, или если бы оно заявилось к нему в спальню, он просто высмеял бы его и не стал бы обращать на него внимания.
А вот воспоминания…
Проклятие, они в последнее время являлись чуть ли не каждую ночь, эти тени прошлого… Причем появлялись не из темных углов, а прямо из его головы. И их не проигнорируешь, от них не отмахнешься.
Да, в последнее время он все чаще вспоминал своего деда, восьмого герцога Радерфорда, весьма достойного представителя их рода.
Впрочем, не все эти воспоминания были такими уж неприятными. Все дело в том, что, вспоминая деда, он тут же вспоминал о Шарлотте, вернее, о том, что ей никогда не стать настоящей герцогиней Радерфорд.
Его дед всегда недолюбливал Шеффилдов. А если точнее — терпеть их не мог. «Глупые и надменные простолюдины» — так он их частенько называл, причем это было далеко не самое резкое из его высказываний в их адрес.
И Филипп в те годы никак не мог понять, соглашался ли он со старым герцогом только потому, что обязан был соглашаться, или же действительно думал точно так же, как его дед.
— Шарлотта, любовь моя, — прошептал Филипп, стоя у ее кровати. Заходя к ней в спальню, он знал, что поступает как безумец, однако ничего не мог с собой поделать — ему хотелось взглянуть на нее, хотелось хоть немного побыть с ней рядом.
Минута проходила за минутой, и уже близился рассвет. А герцог по-прежнему стоял у постели спящей жены, думая о том, что должен предпринять в ближайшие дни.
Увы, пока что у него ничего не получалось, и временами он был на грани отчаяния. Он старался быть вежливым и любезным, пытался даже очаровать ее, но тщетно; она по-прежнему не доверяла ему.
А может, сказать ей, что он любит ее? Нет-нет, ни в коем случае. Это признание даст ей слишком большое преимущество над ним. И она наверняка попытается как-то воспользоваться этим своим преимуществом.
Значит, следовало предпринять что-то другое… Может, заставить ее ревновать? Что ж, пожалуй, можно попробовать. Хотя и этот план не давал гарантии успеха. Ведь Шарлотта, возможно, даже обрадуется, узнав, что он ухаживает за другой женщиной, — подумает, что теперь-то он непременно с ней разведется. Но все же следует попытаться… Возможно, из этого что-нибудь получится.
«Какая же она красивая…» — думал Филипп, любуясь спящей женой. И даже во сне она умудрялась его искушать. Глядя на нее, Филипп чувствовал, что начинает возбуждаться; его все сильнее к ней влекло, и хотелось осторожно разбудить ее, чтобы потом…