Книга Комсорг 2 - Иннокентий Белов

спекуляции, от кондитерки и шмоток, можно еще и радиоаппаратуру попробовать куда-то подевать или продать.

Большая сумма денег мне тоже не нужна при задержании, все будет изъято однозначно.

Это, если время найдется на такие движения. Именно потому, что теперь нет смысла оставлять все это добро при себе.

Если меня запустят под статью, не особо разобравшись с моими знаниями, а просто решив изолировать на какое-то время в сильно неуютном для жизни месте. Что вполне возможно для всемогущей спецслужбы, чтобы я потом начал очень быстро и подробно все рассказывать, ничего не утаивая. А не только про странные сны откровенную пургу нести.

Деньги еще нужно с умом потратить, у меня опять же под тысячу наличными имеется. Нет никакого смысла их отдавать государству, а можно потратить на то, чтобы облегчить жизнь своей подруге в ближайшем будущем.

До родителей доехать, наверно, уже не удастся. Вряд ли сотрудники за мной по электричкам скакать станут, они уже и так знают, куда я могу поехать на калищенской электричке. К родителям, конечно.

У меня пока есть одно огромное преимущество, дающее мне кое-какие дополнительные возможности. Они не знают, что я их вычислил. Телефон могут слушать, поэтому с ним осторожнее.

— Так, начну с Таисии Петровны, она в своей комнате телевизор смотрит.

Глянул в окно, машина стоит все там же, никто из нее не вышел и не прогуливается около подъезда, хотя я просто мог этот момент проглядеть. Ну и хорошо, пока делаю то, что могу в квартире.

Собрал все ручки, фломастеры и карандаши в пакет, туда же пихнул остатки тетрадки на кольцах, откуда вырывал листы для писем.

— Таисия Петровна! У меня к вам дело.

Старушка выходит на кухню, я сразу протягиваю ей документы на холодильник и велосипед.

— Это вам. Пусть официально вы будете хозяйкой холодильника и велосипеда. Если придут с проверкой — то они ваши.

— А кто может прийти, Игорь? — удивляется старушка.

— Я же занимаюсь всякими делами, которые не очень разрешены у нас. Сами видели всякие шоколадки и жвачки. Вот по этому поводу могут прийти. Не хочу, чтобы хорошие вещи пропали, поэтому оставляю их вам. Ваш «ЗИЛ» уже плохо работает, недолго ему осталось, да и орет еще так сильно, мешает спать, так что все правильно выходит. Холодильник в кухню перетащу попозже, а велосипед поставлю вечером.

Старушка в обалдении смотрит на инструкции с чеками на все добро.

— Да мне все это не нужно, — говорит она, — Какой мне велосипед, Игорек? Я же ездить на нем не могу.

— Да, велосипед останется для Светы, но пусть пока хозяйкой будете вы лично. Света тут никто, а вы ответственный квартиросъемщик и документы с чеками все у вас на руках. Скажете, что я вам за ваши деньги по знакомству купил и все.

Старушка пока осмысливает мои слова, но понимает, что иметь второй новый холодильник гораздо лучше, чем только один старый. На ее пенсию нужно полгода копить, чтобы рассчитаться за такой дефицит.

Лучше сразу их местами поменять и новый ЗИЛ поставить на кухне, а старый вытащить в коридор.

— И еще вопрос есть. Поговорю со Светой и могу оплатить вам сразу за год ее проживания в комнате!

— Да не нужно это, — отказывается старушка.

Она уже к услужливой и прижившейся Светке привыкла, частенько разговаривают на кухне вдвоем, когда та готовит нам ужин, так что нет никаких проблем и дальше моей подруге тут проживать. Оплачу ей комнату на год или даже больше на всякий случай. Могу и на два, но лучше деньги ей в руки передать.

— Но это придется сначала со Светой переговорить. Вдруг она встанет на дыбы и заявит, что без меня жить здесь не будет. Тогда всю наличность ей передам. Надеюсь, что дождаться ее с практики у меня получится по времени, — напоминаю я сам себе.

Достаю пока из холодильника пару пачек шоколадок, еще три последние коробки конфет и убираю в холодильник хозяйки. Пусть пока там полежат на всякий случай, если прямо сейчас придут.

Осталось в моем холодильнике примерно сорок шоколадок и всего десять пачек жевательной резинки. Собирался в следующую поездку как раз ударить по жвачке, она стала заметно быстрее заканчиваться на новых точках.

Народ к ней еще не привык и покупает массово детям.

Это, когда я собирался поехать на днях в Таллин, теперь билеты пропадут, понятное дело. На конец месяца билеты на меня с Ирочкой и Людмилкой заказаны и уже выкуплены, можно еще занести их в овощной и оставить там для них.

— Хотя, чего это я так свою шею приготовился подставить под топор? Ведь я меня же есть возможность уехать куда угодно!

На минуту мелькнула идея скрыться от наблюдения вместе с женскими вещами и той же кондитеркой, уехать куда-нибудь в Ташкент или Грузию. Там вещи продам без проблем и лишние четыреста рублей мне не помешают.

Хорошо бы еще у родителей деньги забрать, но теперь это почти невозможно. Если я даже ускользну от наблюдения и на перекладных доберусь до дома вечером, то деньги все равно лежат на книжке, снять их получится только завтра. К тому времени меня точно объявят в розыск и непременно будут ждать у родительской квартиры.

Денег на исчезновение из Ленинграда мне хватит, там можно где-то затаиться среди местного криминала и просто попробовать дождаться конца советской власти. Ну, или ее явного ослабления, когда про меня уже позабудут в Ленинграде.

То есть исчезнуть лет на пять-шесть. Сложно, но пока возможно, впрочем, настоящий всесоюзный розыск я вряд ли все равно обману.

Я могу через окно на первом этаже подъезда выбраться во внутренний двор, минуя появление на улице и выйти на соседнюю улицу, потом спуститься в метро или воспользоваться общественным транспортом. Сесть в любой поезд и спокойно уехать, куда смогу и захочу. Вряд ли из-за меня станут сразу же объявлять всесоюзный розыск и поднимать на ноги всю милицию на вокзалах и аэропортах.

Билеты на поезд покупаются без документов, а в аэропорты мне лучше и не соваться.

Здорово было бы через пару дней просто побыть под наблюдением, а потом тайком по уже имеющемуся билету уехать в Таллин, там закупиться и перебраться для начала в ту же Литву, чтобы скрыться надежнее. А уже оттуда уехать в любом направлении нашей необъятной страны.

Только все это лишние мечты и надежды маленького человека,