Книга Секрет ее счастья - Клаудиа Дэйн

— Вы, разумеется, не можете думать, что я целовала вас просто так. У меня же есть принципы как-никак.

— Да, принципы, позволяющие вам горячо и настойчиво целовать мужчину, всего лишь в надежде получить жемчужное ожерелье. Прекрасно, Луиза, прекрасно.

— Вы, естественно, не можете полагать, что я стану целовать мужчину без обещания чего-то особенного вроде жемчужного ожерелья! Едва ли стоит меня так дешево ценить, лорд Генри. Кроме того, я делаю это, чтобы выиграть пари и вернуть себе свою же собственность! Конечно, весь этот спектакль, такой глупый, как я теперь понимаю, устроен ради благой цели.

— Лишь в вашем путаном маленьком уме, Луиза! — разозлился Блейксли.

Путаном, подумать только! Да он грубиян, изменчивый, как флюгер. Не стоил он того, чтобы позволять ему целовать ее.

Постойте! А не часть ли это пари, заключенного в Белой гостиной? Скомпрометировать легкомысленную леди Луизу? Даже если она и была легкомысленна с мужчинами, сердце принадлежало одному только лорду Даттону.

О да, лорд Даттон. Он тоже искал ее вместе со всеми? Если он обнаружит ее с лордом Генри, что будет тогда? Как бы то ни было, Луиза не была уверена, что это поможет ей, и поэтому не могла рисковать.

— Спасибо за… за обучение, лорд Генри, — сказала она со всей гордостью, какую только могла собрать в себе, принимая во внимание то, что они прятались в неосвещенной комнате в самый разгар герцогского ужина. — Я уверена, что буду использовать все, чему вы меня научили, только в лучших целях, когда выйду замуж.

Она ждала, что Блейксли вспылит, пытаясь поставить ее на место. Ведь она сама провоцировала его. Ответом была тишина. Не та расслабленная тишина темной комнаты. Нет, то была полная тишина, в которой скользит змея, готовящаяся к нападению. Ужасный человек, он пытается играть на ее и без того расшатанных нервах. Шум толпы, казалось, окружил и готов был взорваться над ними.

Блейксли ничего не делал.

Поначалу.

Луиза влепила бы ему пощечину, если бы представилась возможность.

— Вы сами знаете, как устроен мир, Луиза, — шептал он тихим, но пронизывающим, как мартовский ветер, голосом. — Вы были наедине с мужчиной, и он целовал вас. Никто теперь не женится на вас, кроме меня.

— Никто не узнает! — снова огрызнулась она.

Луиза ненавидела, когда Блейксли вел себя так — он был слишком уверен в себе, а еще больше в ней.

— Все будут об этом знать, и отнюдь не потому, что им расскажу. У вас вид, как у женщины, которую целовали, причем страстно. Вы думаете, это не заметно? Вы думаете, я буду трогать вас и не оставлю и следа?

— Не стоит говорить, как какой-нибудь инквизитор, — фыркнула она, поднимая руки, чтобы поправить платье и проверить прическу.

Вроде бы все было в порядке, за исключением ее локонов, которые на ощупь, казалось, более чем… распушились.

— Неужели? — сказал Блейксли, и она почувствовала улыбку в его голосе. Чудовище. — Полагаю, так и есть, все-таки это правда.

— Не думаю, что меня волнует ваше мнение, — произнесла Луиза почти шепотом.

Голоса вокруг них теперь звучали совсем близко, и не было ничего забавного и приятного, если ее застигнут при таких компрометирующих обстоятельствах, пусть даже с Блейксли.

Естественно, кому придет в голову ставить ей в вину, что она подарила несколько невинных поцелуев Блейксли?

Разумеется, Луиза не столько поддавалась, сколько нападала, ее поцелуи вовсе не были такими уж невинными. Стоит ли рассуждать о невинности, которой больше не обладаешь?

О Боже!..

Зачем она сама отдалась в руки Блейксли?

Он явно интересовался тем же, когда спросил:

— Почему вы целуете меня, Луиза? Почему меня?

Она не знала, что ответить, поэтому оставалось только сказать правду, горькую правду.

— Я точно не знаю, Блейкс, — мягко ответила Луиза, — возможно, я чувствую себя… в безопасности с вами.

Блейксли прыснул жестким, коротким, лающим смешком и сказал:

— Всегда безопасный, всегда надежный Блейкс! Я не безопасен, Луиза. Я такой же мужчина, как и остальные.

Готовое сорваться объяснение и признание было прервано тем, что дверь, ведущая из гостиной в гардеробную, отворилась, и лорд Даттон во главе толпы элегантно одетых людей направил свет канделябра на Луизу и Блейкса, не оставляя им ни капли спасительной темноты, чтобы укрыться.

Это, наверное, был первый раз, когда Луиза поняла, что Даттон ее раздражает. Стоило бы признать, что его появление также впервые оказалось нежелательным.

Великолепные глаза Даттона переходили с одного на другого, рот приоткрылся от удивления. Многочисленные братья Блейксли создавали фон, бросая сердитые взгляды на Луизу и Генри, а за ними виднелись София Далби и Молли Хайд. Становилось все более многолюдно и все более унизительно.

— Что вы здесь делаете? — спросил Даттон.

— Прячемся, — вполне правдоподобно ответил Блейксли, взяв Луизу под руку, как если бы они шли к чаю.

— А до этого? — любезно осведомился Айвстон, однако не без любопытства.

Хотя, судя по блеску его прозрачно-голубых глаз, это любопытство было призвано лишь как-то сгладить явное неудовольствие матери.

Молли выглядела, по меньшей мере, озадаченно.

— Целовались, — ответил Блейксли, и снова так разумно.

При этом Даттон метнул на Луизу взгляд, острый, как кинжал. С детства воспитанная в столкновениях с Мелверли, она готова была к отражению удара. О, его взгляд ранил, но Луиза не хотела доставлять ему удовольствия, показав это. Она вздернула подбородок, повернулась к толпе, взглянув на Молли. Отливающий холодом оружейной стали взгляд Молли дал ответный залп.

Луиза потупилась, но успела мельком взглянуть на Софию, которая дружелюбно ей улыбалась.

— Молли! — нежно залепетала София. — По-моему, у вас самая скандальная гардеробная в Лондоне. Вы непременно должны поделиться со мной вашим секретом.

Глава 15

Казалось, маркиз Даттон не верил своим глазам. Ну, хотя бы в этом они сошлись, ведь Луиза тоже не до конца верила в произошедшее.

Можно было подумать, что вечер испорчен, что, поставленные в такое затруднительное положение, гости должны были врассыпную броситься на улицу или хотя бы обратно за стол.

Но все происходило не совсем так, потому что, в конце концов, это были сливки лондонского общества, и они-то гораздо больше любого другого сословия любили хорошие скандалы. События, к которым они, несомненно, тяготели, — это как бы особый вид социальной справедливости. Поскольку все происходило в музыкальном салоне, смежном с Голубой гостиной, то предполагалось, что любой желающий, прижавшись ушами, носом, плечами и бог знает чем еще к закрытым дверям, мог удовлетворить банальное любопытство забавы ради.