Книга Дурочка - Ульяна Островская

Кто ж знал, что из нежной миниатюрной бесприданницы получится злобная крикливая женушка как только вышли из храма?!

Воздух дрогнул. Э, нет, позволить себя обнаружить никак нельзя. Даже Ее Величеству. Он и так помнит, что сегодня его очередь отчитываться, катая коляску с самодержицей по саду, а вечером еще и бал!

И премьер-министр Учебного Совета поспешил в глубины дворца с чрезвычайно серьезным и деловым видом.

***

Петр Алексеевич скромно притулился к стенке рядом с печкой и внимательно слушал рыдающую женщину, как оказалось, прислугу семьи Савельевых:

– Все живы! Токо мы, барышня, не сразу разглядели пожар! Ваш батюшка кричит и кричит, мы оба с моим батюшкой ниче понять не можем, а разве этого медведя добудишься?!

Медведь – огромный мужик по имени Серафим и муж стряпухи Лукерьи. При встрече чуть не зарядил Петру Алексеевичу в челюсть. Спасибо, Савельева успела щит поставить. А то пришлось бы сначала руку сломать этому самому Серафиму, а потом уж знакомиться.

– Мой наставник Петр Алексеевич Годицкий, преподает в школе магии. Дальше рассказывайте!

Лукерья торопливо закивала, вытирая слезы:

– А маменька ваша первым делом мальчишек вытолкала, они и закричали у нас под окном, а ваша сестрица в двери все подряд выкидывала, а батюшка узлы собирал, ик…, а маменька их обоих сама толкала, а батюшка ее, а сам остается, Серафиму кричит – уводи всех к вам, ик… когда крыша завалилась – у них брови обгорели!

– У кого?

– У батюшки! И руки!

– Где все? В какой больнице?

– Барышня, дети в училище вашего батюшки, им комнату освободили, уважительно отнеслись! А маменьку сразу забрала ее родственница, которая приезжала в день гуся, помните? И попрощаться толком не дала, сразу ее схватила и потащила, а маменька кричит – детей сохрани, я выберусь сама, а Серафим стал угли раскидывать, а я за водой бегала, а соседи наш забор поливали, чтобы к ним не перекинулось, ик!

– Примерно поняла. Где сейчас папа?

– В училище евонном! Третьего дня я увозила лепешек, много сразу, там утром только поесть дают, так он мне рубль дал на продукты… покормим вас, барышня, муки еще есть немного, и Серафим вас увезет к батюшке!

– Обедать здесь не будем, по дороге перекусим и гостинцы прикупим. Запрягайте. Лукерья, вы с нами. Держите деньги, это вам на продукты. На обратном пути себе все закупите. Пообедаете и отправьте Серафима ко мне.

– Барышня, какие деньжище-та… аж десять рублей!

– Если есть у вас долги – отдайте. И как думаете, флигель можно сдать кому-нибудь? На несколько лет?

– Барышня! А мы же… куда?!

– С нами, Лукерья, с нами, не волнуйтесь. Работа есть в Тобольске для всех, все туда и уедем.

***

Лукерья горячо шепталась с Серафимом, а я негромко рассказывала Петру Алексеевичу, понимая, что объясниться придется:

– Мама у нас из состоятельной семьи одаренных. Изначально, еще в период становления рода, из десяти детей девять рождались сильными магами. Но магия в роду начала угасать примерно шесть поколений назад. Довольно быстро и неотвратимо. Что для такой известной фамилии неприемлемо. К тому же гонор у глав рода, как я поняла, только рос. Множились и недоброжелатели. В это число попала даже императорская фамилия: род отказались поддержать финансово какой-то важный в то время проект. Судя по всему, все свои возможности направлялись на... другое.

– А-а… на исследования?

– Не знаю! Даже в учебниках о других значимых родах есть перечень, чем знамениты те или иные, но конкретно о них так все обтекаемо… а раньше я не интересовалась. Спросила у историка, отчего магов рождается у некоторых все меньше и меньше. Церковники считают, что род наказан высшими силами… У мама дар тоже не пробудился. В род приняли несколько молодых людей, слабых магов, но все-таки. Из них предложили мама двух женихов на выбор, но она отказалась и приняла предложение папа. А по прогнозам целителей детям мама и папа магами не быть. И ее вычеркнули из рода. В чем была, в том и выпроводили. Единственный раз я увидела двоюродную бабушку, когда сама сдала экзамены в школу.

– Вы подозреваете… их?

– Не знаю, Петр Алексеевич, не знаю… надеюсь, что нет.

– Не плачьте…

– Я не плачу, слезами тут не поможешь… ветер в лицо...

Наставника не пустили к целителям училища, он подумал и уехал с Серафимом, а меня сразу провели к папа. Я постаралась не морщиться, хотя в палате дурно пахло. Трое больных, кроме чистюли папа, откровенно не ухожены. Прибежал замученный рыжий целитель в грязном балахоне, увидел меня и хмыкнул:

– Ну какой там из нее целитель… первый курс?

– Второй, «Новичок».

– «Новичок»? – не поверил дядька. – Вот ваш