Книга Всё прекрасно. Всё чудесно - Ирина Бондарук

было сложно описать то чувство, когда она увидела его серые глаза. Они были такими ласковыми и спокойными. Грейнджер была готова утонуть в этой серой бездне, чувствуя едва-едва лёгкие капли росы, что томились внутри него. Она хотела бы, чтобы он прикоснулся к ней. Дал возможность сделать это и ей.

Гермионе было мало Малфоя в этой комнате. Она иногда вставала с кровати, подходила к его шкафу и касалась руками его мантий. Ощущала запах его одеколона и вдыхала его сильнее. Так ей казалось, что он рядом.

Она спала с мантией Малфоя, которую он отдал ей в Хогвартсе, когда отправлял ее сюда. Так ей было легче свыкнуться с новым местом обитания.

Эта комната никак не могла не ассоциироваться с ним. Такая же чистая, как и его мысли, такая же просторная, как и его душа, такая же аккуратная, как и он сам. Пускай здесь всё было тёмных оттенков, только лишь постель была белой, как и светлая частичка его сердца.

Она до сих пор не могла разобраться в тех чувствах, которые побуждали её быть рядом с Малфоем. Раньше она считала слизеринцев лицемерными ублюдками. Но всё это было предрассудками. Сейчас она видела совершенного юношу, который не бросил её, несмотря на то, что она магглорожденная и… Грейнджер. Старая подруга Мальчика-который-выжил-и-задолбал-слизеринцев.

Что же пробудило в тебе добро, Малфой?

Глава 24

— Передай отцу, что я встречусь с ним завтра, — сказал Драко матери, когда они встретились с ней в столовой. Грейнджер ужинала отдельно от них, ведь так попросил юноша. Он не хотел, чтобы Люциус увидел её, если вдруг нагрянет к ним.

Нарцисса лишь кивнула и продолжила есть копчёную форель. Драко ещё не притронулся к своему ужину. Он деловито ощупывал подбородок, опершись локтем на поверхность стола. Мать продолжала хранить молчание. Он надеялся, что она расскажет всё касательно того, что произошло, пока его не было в Мэноре. Но та лишь поглядывала на него, изредка неловко улыбалась и ела, накалывая мягкое мясо рыбы на вилку.

— Что он хотел со мной обсудить? — спросил Драко, исподлобья наблюдая за матерью. Женщина на мгновение замерла, перестала пережевывать пищу, но тут же возобновила все предыдущие действия. Это было секундное наваждение, но Драко его заметил.

Что ты скрываешь, мама? Чего ты мне ещё не рассказала? Отец запретил? Если это так, то всё в порядке. А если нет, тогда почему ты до сих пор молчишь, когда мне важно знать, что происходит?

— Поговоришь с ним и узнаешь, — слегка устало произнесла Нарцисса, продолжая ужинать. Она делала это так спокойно, что начинала приводить в бешенство Драко.

— А сейчас ты не можешь рассказать? Ты ведь должна знать всё, что здесь происходит, — сжав кулак под столом, произнёс Малфой. Он был готов сорваться на матери, которая до сих пор продолжает бояться Люциуса. Она шла по тонкому канату и могла в любой момент упасть, скажи она что-нибудь такое, известное только ей и отцу. Это давило на Драко. Душила его. Неизвестность.

— Он запретил мне, — совсем тихо произнесла Нарцисса и опустила столовые приборы на салфетку. Она опускала взгляд, стараясь не смотреть на сына. Что он с тобой сделал, что ты настолько напугана и не можешь сказать?

— Я буду с Грейнджер в комнате. Захочешь рассказать — будем рады видеть, — сказал Драко и резко поднялся из-за стола. Стул едва не упал на пол, но юноша успел схватиться за спинку и поставить предмет интерьера на место.

— Она не должна узнать, — чуть громче произнесла Нарцисса, когда Малфой подошёл уже к двери. Остановился. Пропустил через себя эту фразу. Что не должна узнать? Что я могу ей рассказать, если даже сам ничего не понимаю? Что? Если бы ты сказала мне, я, возможно, сохранил бы твои слова в тайне. Но ты говоришь загадками, которые я не могу отгадать. Это не детство. Это уже жизнь. А я даже не знаю, какого это быть взрослым и хранить тайны от собственного ребенка.

К Гермионе он пришел в не самом расположении духа. Он был готов разнести всю эту комнату, потому, что понимал, что для полного пазла ему не хватает одного кусочка. Чтобы выстроить всю картину реальности. Он не хотел жить в таком мире и пускать сюда своего ребенка.

Но Малфой должен был показывать стойкость перед Грейнджер. Ведь слабость — лишь частичка его жалкой маски, которую он мужественно менял на злость. Стойкость всегда вызывает восхищение.

Она не должна была видеть его слишком испуганным и запутанным в своих мыслях. Она не должна бояться. Не должна видеть, что он не знает, что будет дальше.

Драко прекрасно понимал, что он готов скрыть их обоих от луча непростительного, брошенного в сторону Грейнджер. Но будет ли это завтра, когда он расскажет отцу о ней? Он не имеет право на ошибку. Не имеет право отправить в логово зверя ту, которая была его последней надеждой на светлое будущее.

— Всё в порядке? — спросила она. Малфой только сейчас заметил, что остановился на пороге комнаты и не двигался, погруженный в свои мысли. Нет. Но то, что я чувствую, должно остаться при мне.

— Да, — выдохнул он, взглянув в её обеспокоенные глаза. Шагнул в сторону Грейнджер и опустился на кровать рядом с ней. Он отметил, что на её плечах была его мантия. Усмехнулся про себя и ему стало немного легче. Слишком много проблем было на его плечах. Он мог бы сейчас согнуться пополам от тяжести, но легче бы от этого не стало. — Ты можешь снять мантию, ведь я уже рядом.

Гермиона неловко улыбнулась и коснулась легкой материи пальцами. Потянула вниз и оголила плечи. Тут же придвинулась к нему и опустила голову на его плечо, словно успокаивала. Поглаживала рукой по спине. И была рядом, что так сильно ему было нужно. Ты даже не знаешь, за что я тебя люблю, верно? Мне плевать на твою оболочку, на твою плоть и кровь. Я люблю тебя за твою душу. То, что скрывается за твоими костями.

Он коснулся её руки и слабо улыбнулся.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Драко, чувствуя частое дыхание Грейнджер у себя на шее.

— Теперь, когда ты рядом, прекрасно, — прошептала она. — Ты не разговаривал с отцом?

Его не удивил вопрос Грейнджер, ведь она всегда должна была быть в курсе всех событий. Моментами, она напоминала ему себя. Когда-то, на первых курсах, он тоже бегал за Золотой Троицей. Хотел поймать их, а