Книга Пусть дерутся другие - Вадим Валерьевич Булаев

другие вопросы, призванные уличить меня во лжи.

— Где у госпожи Бауэр родинки?

Сразу припоминается наша первая встреча с Роной, когда она вышла на порог в прозрачной, сетчатой накидке и крохотных трусиках. Потом — момент с переодеванием среди деревьев.

— Мне такие не попадались.

Тут говорю наугад, предполагая, что раз на теле родинок я не видел, то их или действительно нет, или мама друга их вывела в косметологической клинике, добиваясь идеальной чистоты тела. С учётом её истинного возраста и всевозможных старческих папиллом, более чем уверен — удалила.

— Что вас заставило позвонить госпоже Бауэр и ехать через половину НьюДании? Время прошло, у неё могли появиться другие интересы. Вы запросто могли оказаться третьим лишним.

— А вы что, никогда не звонили бывшим? Шикарная женщина того стоит, особенно если расстались по-хорошему. Тем более, она пригласила. Почему бы не устроить себе каникулы после службы?

— Разве что. Где вы были вчера?

От моего алиби следователя аж покривило с лица. Всё на виду, свидетелей хоть пруд пруди, с известными именами и адресом пребывания. Будто умышленно готовился к тому, что в полиции потребуют отчёт с полной хронологией действий.

Держись... сам спросил.

Я вчера весь день проболтался с новыми знакомыми — студентами столичного университета, заехавшими в хостел и тотчас устроившими бурю позитива. Они смеялись, шутили, искали новой дружбы и беззаботных приключений.

Сошлись мы как-то сразу, легко. Поюморили, обменялись беззлобными подколками — и вот я уже выступаю в роли гида по курортному городку, принимая в оплату вкусное местное пиво. Потом плескались в волнах океана. Потом, накупив всяких вкусностей, вернулись в хостел и закатили пирушку, предварительно сунув на лапу администратору. Мои новоиспечённые приятели предпочли дружеское застолье походу в ночной клуб. Им эти заведения опротивели ещё в столице, тянуло на бытовую романтику.

Уснули под утро, вдоволь попив и поев под смешные истории из студенческой жизни. Из комнаты выходили, разве что, в туалет, под бдительным оком администратора.

Выспавшись, остаток дня проторчали на пляже, перемежая океанские волны с любительским волейболом. В комнату вернулись весёлой гурьбой, планируя продолжить загул.

— Почему вы остановились в хостеле? — интересуется полицейский.

— У Роны проблемы с сыном. Она была подавленной и попросила меня временно пожить отдельно. Хотела разобраться в себе.

— Какие проблемы?

И вот тут я совсем развернулся... Приплёл и Гленноу, и свою посильную помощь в подборе нужных медийщиков, и коммуникатор под нос копу тыкал, демонстрируя закладки с популярными блогерами. Такого насвистел... аж сам поразился внезапному приступу красноречия.

Следователь проникся. Нашёл то самое интервью, полистал комментарии, негативно высказался по поводу войны между соседними странами, закончил пространным:

— Дела...

Я его понимал. Только что, как черти из табакерок, выскочили добровольческая бригада, боевые действия, беспокойный сын-художник, телешоу, домогающиеся придурки, поклонники, разделившаяся после выхода передачи аудитория, в которой полно тех же придурков, и прочее, прочее, прочее...

Версии в следовательской голове плодились быстрее, чем бактерии в прокисшем супе.

— Ладно, — раздосадовано сказал лейтенант, осознав, в какое великолепие он вляпался. — У убитой имелись другие поклонники? Бывшие мужья или сожители?

— Мы придерживались свободных отношений. Возможно, Рона с кем-то встречалась помимо меня.

— Бл... — с усилием оборванная нецензурщина превратилась в нейтральное. — О-хо-хо.

***

Избыток новостей и новых данных вылился в получасовой перерыв, больше нужный следователю, чем мне.

***

— Посмотрите, — представитель власти развернул монитор так, чтобы мне было удобно лицезреть изображение. — Вам будет полезно.

Дом Роны. Дверь закрыта, ничего необычного. Запись ведётся с улицы. Насколько смог определить — камера расположена на участке через дорогу. Качество картинки вполне приемлемое.

Вот подхожу я. Беззаботный, по внутренним ощущениям — абсолютно непохожий, посторонний человек со сходной внешностью. Но это — я, просто со стороны.

Двигаю рукой в области молоточка, переминаюсь с ноги на ногу — вот уж, никогда за собой подобного не замечал.

Шевелю плечами, как бы разминая их — тоже не помню.

Дверь открывается. Рону из-за моей фигуры видно плохо, только голову. Она шевелит губами.

— Обратите внимание, — следователь ставит запись на паузу, наводит курсор чуть левее моей головы. — Что вы видите?

Присматриваюсь в расплывчатое тёмное пятно, отмеченное стрелочкой. Недоумеваю.

— Клякса.

Изображение увеличивается, превращая невнятную темноту в пистолетный ствол, направленный в спину женщины. Или мне в голову — так и не разберёшь.

И тут лейтенант решил похвастаться тем, что знаком с различными типами камер и умеет обрабатывать видеоизображение без привлечения экспертов. По его заверению, съёмка велась одновременно по нескольким каналам с разными световыми фильтрами, в том числе, отсекая помехи от фонарей освещения. С фильтров хвастовство перекочевало на вмонтированные под объектив инфракрасные прожекторы, далее наступил черёд вспомогательных датчиков.

Говорил он с жаром, увлечённо, как о любимом хобби, пересыпая речь техническими терминами. А после, посчитав демонстрацию профессионализма достаточной, начал давить:

— На вас направлено оружие, о котором вы ранее забыли упомянуть. Как вы объясните это обстоятельство?

— Я его не заметил. Честное слово. Смотрел на Рону. Она выглядела очень... даже не знаю, как сказать. Морально раздавленной, что ли.

— Допустим... — оппонент вроде как идёт на попятную, и тут же опровергает впечатление, пробуя наседать чёткостью рассуждений. — Но в моей голове плохо укладывается тот факт, что вы проморгали вооружённого человека. Согласно план-схемы дома, расстояние между вами составляло около девяти-десяти метров по прямой. Камера, расположенная на другой стороне улицы, увидела, а вы — нет?

Напрягаю извилины, даже морщусь от усердия — нет, ничего такого. Отчётливо помню руку с пистолетом, смазано — как бежал через чужие лужайки. Помню глаза женщины... До конца своих дней буду их помнить.

И больше ничего.

— Да на Рону я смотрел, а не по сторонам! Тем более,