Книга Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев

камни пола. Догадливый немецкий майор, придерживая Екатерину за руку, помог ей шагнуть на стол, потом на каменную лестницу. Лестница шла полого вниз, но у Екатерины отчего-то закружилась голова. Внизу стоял опрятно одетый старик. От него пованивало луком.

Вдоль длинного каменного коридора, где очутилась Императрица, с обеих сторон были кованые железные двери.

— Про Пугача и поляков желаете знать, Ваше Величество? — неожиданно звучным и приятным голосом спросил хранитель подземелья. — Так это вот, третья дверь. Я уже открыл.

Екатерина кашлянула.

— Все двери открывай, — приказала она.

— Вот же я старый дурак! — хлопнул себя по лбу старик. — Вот тебе!

После встал перед матушкой Императрицей на колени и протянул

ей нечто, блеснувшее в руке. Это был перстень, пятнадцать лет назад отданный Екатериной отцу Ассурию.

— Все двери открыть не могу, — твердо произнес старик. — Нет государственной нужды.

— Кугель, — сухо сказала Екатерина майору.

Тот подсунул в ухо хранителя подземелья карманный пистоль и нажал курок. Хлопнуло, и старик упал на бок. Екатерина сама взяла из мертвой руки связку ключей, подняла и откатившийся перстень. Ключами неспешно, не тревожа опасений в майоре, стала отпирать двери хранилищ.

Бриллиантовый перстень попробовала навернуть на мизинец. Шло туго. «Года не те. Пальцы потолстели, — подумала Императрица, вспомнив, как пришлось расстаться с отцом Ассурием». Зажала перстень в руке.

Майор уже ждал с запаленным факелом. Открыв последнее хранилище, загороженное полками с книгами и свитками и бросив в него ключи, Екатерина пошла к лестнице.

— Фойер! — приказала Императрица, проходя мимо майора и сунув ему в свободную руку перстень с бриллиантом. Тот начал поджигать бумаги, методично проходя из одного огромного хранилища в другое.

Екатерина Великая сама вышла из подземелья обратно в помещение Тайного приказа.

Сторож приказа, детина сам себя шире, с покатым лбом, вытянул руки по швам.

Из дамской кошели, что была при ней, Екатерина вынула штоф франкской работы, наполненный вином.

— Закрывай, — приказала Императрица.

Детина глянул внутрь подвала, на потянувшийся оттель дым, на Императрицу, потом на штоф, дернул ломаной нижней челюстью и нажал рычаг. Часть каменного пола со столом поднялась на прежний уровень.

— Гы! — Хмыкнул сторож, отбил у штофа горлышко и наклонил над ртом. Густая жидкость струей падала ему в горло. Потом он сам упал. Замертво.

Екатерина перекрестилась, перекрестила упавшего и непонятно произнесла на низкое пламя свечи:

— А вдруг да сии непомерные тайны достанутся Пугачу али его быдлу? Да и потомству моему — только горечь от сих откровений, отец Ассурий… Прости…

Императрица аккуратно минула сапожками осколки штофа, вышла из приказа и канула в темени огромной крепости Кремль.

***

На следующее утро Императорским указом от командования войсками противу Пугачева был отстранен слишком праведный генерал Михельсон и назначен генерал-аншеф Суворов.

Тот с ходу повернул на Россию от турецкой границы, повесил две тысячи мужиков, что попали его особому корпусу не в нужном месте, и быстро пошел на Оренбург, кровью людей орошая широкую военную дорогу, пробитую воровским Третьим Петром. Суворову была ясна стратегическая диспозиция, выстроенная для вора Емельки на тайных польских советах полувояк, полупьяни.

Пугач, это быстро рассчитал генерал-аншеф Суворов, выходил со своим сбродным войском по косой дороге от Волги на водораздел Волга — Дон, на самые засельные крестьянами земли России. Заполонит Пугач огнем восстания сии земли, тогда с Запада по России ударят полукругом и турки, и поляки, и австрийцы. Запрут Россию в мешок! Спешить надобно. Спешить!

Слава Богу, в сем, боевом, случае — поспешность помогает. Опять помогла поспешность Суворову… Повязали Емельку…

Провезли Емельку, в презрении к полячишкам-жупанникам, в железной клетке по Москве да наглядно четвертовали. Утихла, стало быть, черная Россия…

***

А еще через три года Императрица снова вспомнила об отце Ассурии и мифических его сурах, бездонно льющих кровь по воле… Воле, теперь ее, Императрицы Екатерины Великой, как принято было повсеместно писать.

Тогда уже пополам поделенная Польша вновь затеяла смуту. Собралась вкупе с турками, все равно какой ценою, опять покуситься на земли Тавриды, орошенные русской кровью.

Снова Императрица кликнула графа Суворова, теперь — Суворова-Рымникского. Тот в три перехода прошел мимо Минска на Варшавские поля и пустил поперед войска казаков. Европа было взолновалась. Криками протеста.

Казаки, подкрепленные по личному приказу Суворова двумя калмыцкими ордами, пролили по трем дорогам на Варшаву половину шляхетской крови и заняли Прагу — предместье Варшавы. Там казаки стали потрошить, согласно обычаю, местных пейсатых жиденков. Калмыки же, распаленные дозволенной кровью, стали на пиках таскать наколотых младенцев, да бить стрелами любого, кто движется. Хорошо получилось, доказательно.

Регулярное русское войско в тот момент добротно и полукругом ставило на берегу Вислы, против столицы вертлявого й хитрого государства, двести ломовых пушек. Европа тогда замолчала и стала шить нарядные мундиры да выискивать для них старые русские награды.

Первыми побежали в германскую сторону жиды. За ними — поляки. Варшава за два дня облегчилась на половину народа.

***

А поутру третьего дня осады, когда Суворов выехал на центр позиций и ждал голоса первого варшавского петуха, дабы махнуть рукой ломовым пушкарям, над ратушей Варшавы взошло огромное белое полотнище.

Александр Васильевич матерно обругал себя за терпеливость к подлым трусам и поскакал в ставку.

Принимать город на белую сдачу Суворов самолично не стал. Пустил через мост к полякам немца — своего начальника штаба, а сам уехал на ближний хутор, к молодому потомку князя Радзивилла. Праздновать как бы нежданную встречу старых друзей.

Ибо побед, подобных бескровной победе варшавской, будущий русский Генералиссимус не терпел. Он был из ветви Гедиминовичей, прямым потомком князя Ульвара Рыжего, из касты суров.

Книга вторая

Бугрование

Глава 14

Князь Артем три дня не выходил из домишка, считал, по велению ученого посланника, отрезки пути меж стоянками, потребности прокорма людей и животного тягла, а главное — промеры скорости переходов, с учетом остановок и работных дней на местах стоянок. Все промеры он вел по копии Поллочиевой карты, кою в скорости — за ночь — перенесли на тонкую льняную ткань мастеровитые вышивальщицы старовера Хлынова.

Расчеты князь Артем установил на год, полагая, что после зимования на восточном краю Алтайских гор, у границ немирной Мунгалии, Джузеппе Полоччио если не повернет к Байкалу, как обсказывался, а потом на Иркутск и далее — на московский тракт, то далее путь считать без пользы. Далее — действовать придется. И действовать, видимо, силой. Кою надобно всяко сохранять втуне до конца