Книга Гостеприимный кардинал - Е. Х. Гонатас

и третий. Эти люди расстреляли, уничтожили мечту деда.

Дед, красный как рак, вертелся, ругался, сыпал проклятьями. Вскоре, совершенно обессилев от кризиса, который потряс его до основания и выжал из него последние соки, он уронил голову на грудь и погрузился в глубокий сон.

Умер он следующим утром.

На побережье

Мне с трудом удается оторваться от преследователей и выбежать из города.

Я добегаю до берега. Вода зеленая, изумрудного оттенка, местами мелко, местами видно, как дно резко уходит вниз. Из расселины в скале высунул голову гигантский краб с вытаращенными красными глазами, вращающимися вокруг его цилиндрических антенн. Он кирпичного цвета. Но только я хочу подойти, чтобы его погладить, как он снова прячется в расселину, неверно истолковав мои благие намерения. Повсюду я вижу следы и знаки, указывающие на недавних посетителей. Но никого не видно. Пройдя далеко вперед, я вижу возле ручейка на возвышенности компанию мужчин и женщин, которые прямо в одежде заходят в море.

Один слепой держит за руки двух маленьких детей и вместе с ними, тоже в одежде, входит в воду.

Сандалии

Когда он утром шел на работу, той же дорогой, что всегда, проходя – по прямой – около километра, он с большой радостью разглядывал все, что видел вокруг, потому что вскоре ему предстояло засесть в тюрьму душной конторы с искусственным освещением и видом исключительно на световое оконце на заплесневелой стене, где сороконожки устроили свое царство, и обнаружить перед собой стопку бумаг и писем, которые нужно было разобрать и рассортировать.

Невероятные вещи устраивают свой ежедневный парад в любом районе города на глазах у прохожих, и непростительно мало внимания уделяет вечно спешащий или невыспавшийся и сонный прохожий всем этим достойным удивления вещам.

Никифор был хорошим наблюдателем и каждый раз шел по другой стороне тротуара, последовательно изучая таким образом обе стороны дороги. С первых шагов на левой стороне можно было встретить овощной магазин с вывеской «Сад Султаны». На его выкрашенном голубой краской прилавке в больших низких плошках, выстроенных в аккуратный ряд пирамидами, красовались разнообразные свежие фрукты и овощи. По всей видимости, эта «Султана» существовала только в фантазиях автора вывески, а им был не кто иной, как хозяин магазина, имя которого было выведено красивым почерком – все буквы разного цвета – в специальной золотой рамочке, вывеска свешивалась на толстой цепи над дверью: «Манолис». Время от времени кир-Манолис опрыскивал водой свою зелень, используя для этих целей маленький детский опрыскиватель. На вопрос, заданный однажды Никифором: «Не сочтите за великую дерзость и бестактность с моей стороны, но позвольте спросить, что вдохновило вас на создание такой вывески для вашего магазина?», он получил ответ: «Святой Дух». И ответ был искренним, лишенным какого-либо шуточного оттенка. Никифор подумал, что у зеленщика, возможно, была бульшая склонность к живописи, чем к торговле овощами, раз уж даже внутренние стены лавочки он сверху донизу украсил фресками с изображением фруктов и цветов. Яркие, теплые краски его вдохновенной живописи странным образом сочетались с естественными цветами его свежайших садовых продуктов.

И раз уж речь зашла о живописи, нужно сказать, что чуть дальше был дом неизвестного художника, где постоянно проводилась и выставка его работ. На балконе этого деревянного дома табличка с выцветшей надписью гласила: «Постоянная выставка живописи, открыта с восьми утра до конца ваших сил. Художник Харилай, всегда к вашим услугам».

Однажды, не столько из потребности познать прекрасное, сколько повинуясь скорее простому любопытству, он зашел в гостеприимно распахнутую дверь дома Харилая. Поднялся по деревянной винтовой лестнице, скрипевшей при каждом шаге, и очутился на пороге перед закрытой дверью. Он позвонил в колокольчик, и дверь тотчас открылась, словно художник следил за тем, как Никифор вошел, и теперь ждал его. Художник – крупный мужчина неопределенного возраста с выдающейся вперед грудью и плохо выбритыми щеками, изодранными и раскрасневшимися, – начал с шумом вдыхать и выдыхать воздух, как кит, и радостно его поприветствовал: «Добро пожаловать в мою мастерскую! Вы уже пятый посетитель моей выставки за это полугодие. Как вы понимаете, мне несложно считать посетителей. Я как художник, видите ли, не плыву по течению. К тому же я страдаю нервными расстройствами, и мне тяжело работать. Как вы и сами вскоре убедитесь, я художник-реалист и всегда пишу только то, что вижу вокруг. Проходите, милый человек!» Никифор зашел в большую залу в три окна, куда проникал утренний свет. Все стены до потолка были увешаны произведениями мастера всевозможных размеров – от малюсеньких, размером с ладошку, до очень больших: женщины с крыльями вместо рук, овцы в обнимку с лисами, девы с распущенными волосами и с гитарами в руках, мифические чудовища и доисторические животные, высовывающие свои головы из моря. Все это было лишено какого-либо чувства художественной симметрии, порядка и последовательности, находилось в потрясающем бардаке, было свалено в кучи на мольбертах, с красками непроработанными и тусклыми, и все свидетельствовало о внутреннем смятении их создателя, который тем временем тактично удалился, чтобы оставить посетителя в одиночестве наслаждаться картинами.

Никифор долго любовался выставкой, а потом позвал Харилая, чтобы поблагодарить его за вежливый прием.

– Ваши работы меня впечатлили. – Он заставил себя сказать это как можно более естественно. – Уверен, что мне еще представится возможность нанести вам повторный визит. Ваш мир, возможно, кажется пугающим, но обладает тем не менее большим очарованием. Я благодарю вас и поздравляю!

– Вот вы говорите, что он пугающий, не знаю, что и сказать. Знаю только, что рисую я исключительно то, что вижу вокруг. Моя живопись не основывается на фантазии. Она всегда верно отображает реальность. Это – то, что я вижу. Это – то, что видят все.

Харилай, тяжело дыша, пожал мне руку и проводил до входной двери.

– В следующий раз, – сказал он мне при прощании, – если вам понравились мои работы, я покажу вам кое-что еще, чего я пока никогда не выставлял. Это серия набросков для будущих картин. На них изображены исключительно головы женщин на серебряных блюдах. Их я не видел своими глазами, я вообразил их себе в прошлом году, зимой, когда был тяжело болен. Но поскольку они являются исключением для моей цельной коллекции, которая опирается, как вы видели, только лишь на существующий, видимый мир, я не спешу их закончить. Конечно, шансы привлечь внимание публики этими новыми работами высоки. Но я постоянно откладываю работу над ними, поскольку боюсь, что осуществление замысла иссушит свежесть моего первоначального вдохновения. А вы