Книга В Речи Посполитой - Илья Исаевич Левит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы ответить на этот вопрос, надо прежде всего иметь в виду, где происходила деятельность Бешта. Мы знаем, что основатель хасидизма жил и действовал в Подолии и в прилегающих к ней частях Галиции и Буковины, то есть в тех именно местах, где еврейская масса доныне (то есть в начале XX века) еще поражает своей замкнутостью, бедностью материальной и нищетой духовной. Этот пункт всегда был средоточением самой темной части еврейства; он заключал в себе как бы квинтэссенцию еврейского плебейства. Мелкий деревенский арендатор, грубый корчмарь, отличавшийся от малорусского мужика только верой и покроем платья, хозяин постоялого двора, шинкарь с присущей ему грязной обстановкой, бедный городской ремесленник, мелкий торговец, разносчик, панский фактор и т. п. — вот разночинный люд, среди которого действовал Бешт… Панство угнетало бедную еврейскую массу не только материально, но и нравственно: пан смотрел на своего арендатора, шинкаря, ремесленника, на всякого еврея, жившего на его земле и платившего ему, как на свою живую собственность, как на своего холопа и потому всячески принижал его и оскорблял нравственно. Своего русского (то есть украинского) холопа пан хоть презирал, но боялся его физической силы, памятуя времена Хмельницкого; со стороны еврейского же холопа он ничего не мог опасаться — и потому безнаказанно тешился, надругался над ним. А между тем русское холопство тоже не дремало: оно частенько страшно мстило панам за свое унижение, причем первыми жертвами его ярости бывали евреи, поставленные по своему положению между панством и холопством. Мы говорим о знаменитых гайдамацких набегах, которые в это время (1708–1780 годы) наполняли ужасом всю Польшу и держали в вечном страхе панов и евреев. Произвол, грабеж, самосуд, невежество и мрак царствовали в несчастной стране, обреченной на скорую гибель. Разврат и произвол в высших классах, грубость нравов и полнейшее одичание в низших классах — вот печальная картина тогдашнего общества, и не только христианского, но и еврейского.
Такому общему положению вещей вполне соответствовало и умственное состояние народа. Еврейская духовная аристократия питалась хоть однообразной и неудобоваримой, но все-таки обильной умственной пищей; масса же была духовно голодна, невежественна и легковерна. Правда, не везде существовало такое резкое различие между интеллигентным классом и простонародьем. В Литве, например, умственный уровень простолюдина был сравнительно довольно высокий (мы, конечно, говорим об образовании чисто религиозном, какое только и было мыслимо в то время): тут сельский элемент в еврейском населении был очень незначителен, а преобладал элемент городской, стоявший очень близко к духовным пастырям, от которых не мог не позаимствовать кое-чего. Не то было на Украине и особенно в Подолии. Тут еврейское сельское население преобладало над городским, масса была по большей части далека от духовных центров и коснела в невежестве, почти наравне с окружавшими ее русскими крестьянами (то есть украинскими). Грубое суеверие, свойственное сельскому люду, заменяло здесь истинную веру. Вера в колдовство, нечистую силу, знахарство, в знамения и чудеса — занимала главное место в религиозном миросозерцании этой массы. Всякие мистические бредни находили тут благоприятную для себя почву. В народе много толковали о чудесных исцелениях, изгнании нечистых духов из «одержимых» и о многих тому подобных подвигах святых мужей, чудодеев… В такой-то именно среде начал свою деятельность Бешт…
Сам Бешт по своим воззрениям стоял очень близко к этой темной и легковерной массе. Это происходило не от его недостаточного духовного развития (ибо во всем, что касалось религии, Бешт, несомненно, был очень сведущ и мог перещеголять любого богослова), а исключительно оттого, что он сознательно выработал в себе такие воззрения. То, во что масса верила бессознательно, он возвел в систему и верил в это сознательно…
В Польше издавна существовал особый класс чудотворцев-знахарей, которые были известны в народе под именем Баале-Шем, то есть «действующие именем Божиим». Специальностью их было лечить всякого рода болезни, которые тогда приписывались действию злого духа, вселяющегося в «одержимого» субъекта. Обыкновенные болезни они лечили посредством амулетов («камеос»), то есть кусков пергамента, на которых писались разные таинственные формулы и которые обыкновенно вешались пациенту на шею, а также посредством трав, курений, заговариваний и нашептываний; трудные же болезни, и в особенности умопомешательство, они лечили посредством громких и торжественных заклинаний, имевших целью изгнать «злого духа» из больного субъекта…
За ремесло чудотворца-целителя взялся и Бешт в начале своей публичной карьеры — и прозвище Баалшем, данное ему еще при жизни, осталось за ним навсегда. Известно, что Бешт не было фамильным прозвищем основателя хасидизма (фамилий тогда еще между евреями и не было), а составляет сокращенное выражение слов «Баал Шем Тов» («добрый чудотворец»; подчеркнутые начальные буквы этих слов: БШТ, согласно еврейской вокализации, составляют слово «Бешт»). Это сокращенное прозвище стало употребляться в литературе лишь после смерти Бешта; при жизни же он был всем известен под именем Израиль Баалшем или Баалшем Тов, каковым именем он и подписывался под некоторыми документами, дошедшими до нас от него…
Самым обычным способом лечения у Бешта была, по-видимому, раздача амулетов. На маленьком куске пергамента писалось имя пациента и его матери, а затем шел ряд таинственных формул, писавшихся особым кудреватым шрифтом и заключавших в себе имена разных ангелов, злых духов, заклинания и непонятные для непосвященных сочетания букв. Кусок пергамента вделывался обыкновенно в жестяную рамку, наглухо закрытую, к рамке прицеплялся шнурок — и чудотворный талисман в таком виде носился на шее под исподним платьем. Амулеты брались для самых разных случаев, большей частью они служили не средством лечения, а средством предохранения от той или другой болезни. Их брали для новорожденных — чтобы обеспечить им безболезненный рост, для рожениц — чтобы предохранить от послеродовых болезней и нечистых сил, окружающих их постель, для перепуганных, для меланхоликов, для страдающих бессонницей, вообще для всех видов нервных расстройств, где предполагалось действие нечистой силы. Писание амулетов было очень распространено во времена Бешта…
Бешт в качестве чудотворца стал разъезжать по разным городам. Район его деятельности был весьма обширный; чаще всего мы встречаем его в Заславе, Немирове, Баре, Полонном, Тульчине, Каменке, Хмельнике, Белой Церкви, Шаргороде, то есть преимущественно в Подолии и Волыни…
Но когда улучшившиеся обстоятельства дали ему возможность зажить более оседло, он поселился с семейством на постоянное жительство в одном городке, в котором провел последние — и самые деятельные — двадцать лет своей жизни. То был город Меджибож[84], всего в нескольких
