Книга Тьма знает - Арнальдур Индридасон

сказали. И это было в последний раз, когда вы видели вашего отца.

– Да.

– И ссор между вами не было?

– Нет.

– Кто же тогда ссорился у вас в квартире?

– Не знаю.

– Вы с ним когда-нибудь ругались?

– Нет.

– У вас отношения всегда были хорошими?

– В целом, да.

– Вы бывали недовольны, что он заставляет вас выполнять его поручения?

– Я… я никогда и не выполнял его, как вы выражаетесь, поручений.

И в таком духе допрос продолжался два часа, пока Паульми не посчитал, что хватит. Конрауд крепко держался за свои показания и отрицал, что ссорился с отцом и занимался вместе с ним незаконной деятельностью. Паульми так и не смог заставить его показать другое – и он посчитал, что зацепиться здесь не за что, а значит, продолжать нет смысла. Алиби Конрауда прошло испытание. Его приятели сказали, что он весь вечер неотлучно пробыл с ними. Ничто не указывало на то, чтоб они солгали.

– Я вижу, в глубине души вы неплохой человек, – заметил Паульми, когда допрос подходил к концу. – Вам пришлось выстоять в особенных и очень сложных условиях. Для вас наверняка было непростым испытанием – расти в доме такого человека…

– Значит, тут уже все? – спросил Конрауд и встал, чтоб уйти.

– По-моему, для вас это было не полезно, – продолжал Паульми. – Я общался с мальчиками, у которых ситуация такая же, и им плохо. По-моему, такая среда на кого угодно повлияет плохо, и вам предстоит трудная работа по ее преодолению.

Конрауд выскочил из комнаты, где проводился допрос, через двери на улицу, и поторопился домой в Теневой квартал. Полицейскому удалось задеть его за живое. Соседи порой слышали, как он орал на отца. Например, однажды они поругались из-за Сванбьёртна после того, как Конрауд сказал, что нельзя просто, как он, нападать на человека, избивать его, а потом поджигать его ресторан. Отец тотчас рассердился, и не успел Конрауд глазом моргнуть, как они уже орали друг на друга, отец обзывал сына «калекой убогим» и говорил, что его матери, пока она здесь жила, от побоев была только польза.

Конрауд солгал полицейскому, сказав, что именно в тот день, встречаясь с матерью, не говорил с ней об отце. И солгал, что они не ссорились, когда он пришел домой.

Тогда все закончилось тем, что он вылетел из дому, вне себя от ярости на отца, желая ему только одного – сдохнуть.

37

В клубе скаутов было собрание, Конрауд сел в коридоре и стал ждать, пока оно закончится. Он решил позвонить Марте, и она нашептала ему о том о сем, имеющем отношение к расследованию, словно Конрауд до сих пор был полноправным сотрудником полиции.

Ни Линда, ни Салоуме не знали ни того, что Хьяльталин и Сигюрвин прятали у себя дома большие суммы, ни тем более, того, зачем им было их прятать. Марта поговорила с ними обеими о деньгах, обнаруженных в бывшей квартире Сигюрвина, но они ничего про это не знали. Они не слышали о том, чтоб такая пачка купюр послужила причиной для ссоры партнеров по бизнесу, и не представляли себе, для чего могли бы предназначаться эти деньги. По их словам, наркотики никто из тех двоих не принимал. Хьяльталин употреблял алкоголь и порой сильно запивал, да и Сигюрвин тоже, но Линда заявляла, что, если б он стал принимать наркотики, она не могла бы не заметить – так что это исключено. Она не помнила, чтоб он занимался какой-нибудь деятельностью, открывающей возможности для нелегальной работы. Для сестры Сигюрвина обнаружение этих денег также стало полной неожиданностью.

Хотя времени с тех пор уже прошло много, имена Сигюрвина и Хьяльталина еще раз разнесли по всем знакомым полиции в мире наркобизнеса, в надежде, что кто-нибудь вспомнит, что хотя бы одно из них (а лучше оба) связаны с какими-нибудь старыми историями, в которых фигурировала бы наркоторговля. И хотя тридцать лет назад уже было проведено тщательное расследование, не принесшее результата, Марта решила, что есть смысл попробовать снова.

– Привет, Конни, что в коридоре торчишь?

Мало кто называл Конрауда по уменьшительному имени. Он встал и поздоровался с тем, кто обратился к нему.

– Мне же сказали, что ты вроде на это собрание пошел? – ответил он.

– На все собрания не находишься, – ответил собеседник. Его звали Хоульмстейтн. Он занимал начальственную должность в скаутском движении и имел какие-то чины и звания, в которых Конрауд ни капельки не разбирался. Он был родственник Эртны – импозантный мужчина, высокий и красивый, возраст не портил его внешность. В скаутском движении он достиг многого и на своем веку старался спать с открытым окном, – если верить шуткам, которыми они с Конраудом перебрасывались при встречах. Это было единственное, что Конрауд знал из правил скаутов, и поэтому порой спрашивал того родственника, когда они виделись на семейных встречах, не надо ли открыть для него окошко.

– Это называется «натягивать лук братства», – сказал Хоульмтсейтн, когда они сели в конторе скаутского клуба: его слова относились к собранию, которое все еще шло. Нежданный визит удивил его. Конрауд никогда не приходил к нему сюда, – но сейчас он объяснил, что хочет расспросить о Сигюрвине, который ведь когда-то был скаутом. От этого удивление Хоульмстейтна не стало меньше.

– На самом деле сейчас я расследую гибель другого человека, – пояснил Конрауд, разглядывая фотографии старых скаутских вожатых, улыбающихся ему со стен. – Ко мне обратилась одна женщина, которой захотелось узнать, связаны ли эти два дела между собой. Вот я и начал это рассматривать. На днях сестра Сигюрвина рассказала мне кое-что, чего я не знал: что он пошел было в скауты, но потом все бросил.

– Сигюрвин?

– Да.

Старый вожатый скаутов повернулся к компьютеру на столе перед собой.

– Я его не помню, – сказал он. – Но это не важно. Посмотрим-ка… Пару лет назад мы все архивы перевели в цифровую форму. Наверное, мне что-нибудь удастся отыскать про него здесь.

Конрауд посмотрел на свои часы. Других занятий для него все равно не было, тем более что общаться с вожатым скаутов ему было приятно.

Хоульмстейтн посерьезнел и пустился в рассуждения о том, как скаутская работа полезна в качестве подготовки к настоящей жизни – словно Конрауд был мальчиком, желающим записаться в отряд скаутов. Конрауд кивал головой. Он не стал говорить, что самому ему быть скаутом никогда не хотелось.

– Вот оно, – Хоульмстейтн наклонился ближе к экрану. – Конечно, я тогда был в Норвегии, – задумчиво проговорил он, – где провел три скучных года. Вы с Эртной ко мне туда никогда не