Книга Зимняя бухта - Матс Валь

певца и сдержанная гитара.

— Тебе нравится Брель?

— Кто это?

— Он написал эту песню.

— Я не слушаю песен.

— Тебе нравится в школе? — спросила Элисабет от двери на веранду.

— В общем, да, — ответил я. — Хотя не понимаю, зачем нам это старье.

— Ну, все в классе уже поняли, что ты не любишь старинные пьесы.

— Нам нужна пьеса о том, что происходит сейчас. А мы тратим время на пыльную чепуху.

— Ты правда думаешь, что «Гамлет» — пыльная чепуха?

— Там все так запутанно. Одной болтовни сколько.

— Не понимаю, зачем ты ходишь в эту школу, если театр тебе неинтересен. Тебе, наверное, надо было подавать заявление в гимназию верховой езды в Траносе. Вот у них точно движу-у-у-уха. Тебе нравятся галифе для верховой езды?

— В смысле — «нравятся»?

— Они тебе кажутся красивыми?

— Дурацкие штаны, вот и все.

— О, вот тут я бы поспорила. Хочешь мои посмотреть?

— Ты без них красивее.

— А вот это мило. — Элисабет уселась верхом на меня, распростертого на диване. Наклонилась и поцеловала меня, еще поцеловала. Потом вдруг поднялась, принесла бокал и одним глотком осушила его.

— Папа говорит, мое желание учиться на театральном курсе — просто блажь. Блажь. Он считает, что на девушек моего возраста часто блажь находит, что бы это ни значило.

— Это значит, что человек может быстро передумать. В таких случаях и говорят — «блажь нашла».

— Зато ты надежный, уравновешенный и спокойный. На тебя никакая блажь не найдет.

— Почему ты ничего не написала для анализа? — спросил я.

— Потому что мне это не надо. Мой характер держится всего на трех китах.

— И каких?

— Склонность к блажи, вечная отличница и низкая самооценка.

— Да ну.

— Что «да ну»?

— Ты еще и красивая.

— Дурень, это же не черта характера.

— И играешь на пианино, как какой-нибудь…

— …виртуоз.

— Ага, — согласился я. — И тебя так хорошо трогать.

— Ты бы имел успех в школе верховой езды в Тра-носе. Только представь себе сотню возбужденных девиц, которые вечерами надраивают кавалерийские сапоги. Ты бы там был первым учеником.

Элисабет взяла мой бокал и залпом выпила.

— Это было мое вино, — сказал я.

— Можно открыть еще.

— Не хочу.

— Ну да, конечно, ты же боксер.

Элисабет снова уселась на меня верхом:

— Приласкай меня. Приласкай еще раз.

Потом легла рядом и посмотрела на меня.

— Кажется, я немного напилась, сообщила она. — Как думаешь, я требовательная?

— В каком смысле?

— Ты знаешь, что значит «требовательная».

— Закрой рот, тогда приласкаю, — сказал я.

— Ты точно не хочешь записаться в школу верховой езды?

— Заткнись, — прошептал я.

— Какой ты милый, — фыркнула она. — А я немножко напилась.

30

О, братья и сестры мои, что есть любовь? Мне было десять лет, я заикался, я мочился в постель, и школьная медсестра отправила меня на «Централен», в клинику детской и юношеской психиатрии. Когда мы вернулись домой, мама спросила, говорил ли я что-нибудь про Рольфа.

«Нет», — сказал я. «И очень хорошо, — сказала мама. — А то бы ему это не понравилось».

Сестры и братья мои! Скажите же мне, что есть любовь?

Я бежал вниз по Слагсте. Бегать в кроссовках с отрезанными носами нелегко: я боялся ушибить пальцы и потому слишком высоко вскидывал ноги. Мне предстояло одолеть семь километров, а прямо посреди трассы был склон, который начинался у самой гальки, у вод Мэларена, и тянулся вверх метров на тридцать. Со скал можно было увидеть Экерён и даже Кунгсхатт[25]. Склон был длинный, с жесткой землей, и я пробежал его трижды. В первый раз легко, во второй тоже. В третий раз на полпути вверх я выдохся и добежал на одной силе воли.

После третьего подъема легкие отчаянно требовали воздуха, тело хоть на миг хотело остановиться. Но я заставил себя двигаться дальше, в голове стучало: не останавливайся, не останавливайся.

И я бежал до самого спортзала. Там я провел три раунда с тенью, потом поработал с лапами, а напоследок — сто приседаний.

— Во что влип? — спросил Морган — в душе он увидел мои синяки.

— Нарвался на банду малолеток на прошлой неделе, — соврал я, изучая самую крупную отметину у себя на боку, примерно на высоте локтя. Красота: размером с коробок спичек, сине-зеленая, с желтизной.

— Вот паразиты, — выругался Морган, — руки бы им поотрывать.

Он скрылся в парной. Я намылился, ополоснулся, вымыл голову.

— Эй, там! — крикнул Иво. — Если начнешь заниматься как следует, можешь пока взять вот эти.

Он поставил рядом с моим барахлом потертые беговые кроссовки.

— Спасибо! — крикнул я.

Вытершись, примерил их. Почти подошли, чуть великоваты, но можно ведь и двое носков надеть.

Кроссовки без носов я выкинул в мусорную корзину.

Выходить на улицу всегда приятно. Воздух в подвале просто тошнотворный, поразительно, что там вообще кто-то как-то шевелится. Я миновал место, где меня подкараулили Раймо с Навозником. Наверное, они не стали обращать внимания на мои россказни. Раймо осторожен, а Навозник не захочет снова угодить в тюрьму. Он много раз это говорил. «Больше я туда не собираюсь, и не просите». Они наверняка решили, что являться на виллу средь бела дня рискованно — люди на улице их сто раз заметят.

— Рот раскрой: раз за разом розовые розы растут рядом с ратушей, — громко сказал я себе и расправил плечи.

Когда я пришел домой, Лена сидела за кухонным столом и уничтожала ветчину со шпинатом. Я бросил свой спортивный пакет на пол и сел напротив нее.

— На что уставился? — Лена возила кусочком хлеба по тарелке, подбирая остатки шпината.

— На тебя.

— Ну смотри, если хочешь. — Лена взялась за молоко.

— Я видел тебя в «Грёна Лунде».

У Лены появились молочные усы над верхней губой.

— У тебя усы, — сказал я. Лена быстро стерла молоко указательным пальцем.

— Я и Навозника видел, — прибавил я.

— Не говори маме.

— Почему?

— Расстроится.

— Она расстроится не потому, что я ей скажу. Она расстроится из-за того, что ты сделала.

Я дал ей пощечину. Не сильно, но Лена тут же начала плакать.

— Тебя изнасиловали? Ай-ай-ай. Навозник тебя изнасиловал. Понимаю.

— Не говори маме.

— Не указывай мне, что делать.

— Она не вынесет. — Лена приложила ладонь к щеке. Я был почти готов ударить ее еще раз, но она отодвинулась. Черт с ней.

— Какая же ты… Гадина какая. Спутаться с маминым мужиком, потом притвориться, что он тебя изнасиловал, а еще потом наведаться с ним в «Грёна Лунд» и кататься на американских горках, такая деточка. Ну и сестрица у меня,