Книга Белая дорожка, черная судьба - Леонид Сергеевич Сухоруков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать, пока дочь спала, убралась в ее комнате. Помыла ложку, выкинула шприц, спрятала пакетик с героином. Настя проснулась, и ее посетили суицидальные мысли – захотелось завершить мучения и беготню от дозы к дозе. Но сначала надо было поправиться героином, чтобы стало немного легче. Его она не нашла, и тогда Настя стала искать мать, но та ушла на работу и должна была вернуться не скоро. Настя набрала ее телефон, тот не отвечал. Тогда Настя пришла в ярость и стала со злости наводить беспорядок в квартире, которую только что убрала ее мать. Она разбросала окурки из пепельницы, что стояла в ее комнате, по полу в маминой комнате, из мусорного ведра, что стояло на кухне, вывернула все прямо на пол, разбила несколько тарелок, мамину чашку. Закурила сигарету, ее аж трясло от злости и недостатка кайфа. Она затушила окурок об обои в маминой комнате на видном месте, а бычок бросила на пол к остальным окуркам. Затем выбрала ножик поострее и стала кромсать мамину одежду из шкафа и обувь. Выкинула из окна всю бижутерию из маминого комода, вышла на балкон. Настя не знала, что делать, легче ей не становилось, и она бесилась пуще прежнего. Тогда Настя кулаком разбила окно на балконе, порезалась, забинтовала руку. Когда доставала бинт, наткнулась на снотворные таблетки, залпом приняла всю упаковку, запила водой из-под крана, и прилегла спать.
Мать, вернувшись с работы, еле растормошила Настю, та слишком крепко спала. Она вызвала «Скорую», чтобы промыли желудок. Врачи заполнили бумаги и увезли Настю на промывание. Когда та очухалась, ей первым делом задали вопрос о суициде. Настя сказала, что это совпадение. Ей просто хотелось почувствовать себя иначе, поэтому она и приняла таблетки. Врачи со скептицизмом отнеслись к ее словам и оставили отдыхать. Настю навестила мать, она принесла блинов и джема с соком. Настя накинулась на еду, не сказав маме ни слова, спросила только, когда ее отпустят. Та ответила, что врачи велели денек побыть под наблюдением. Когда мать ушла, Настя стала имитировать сильные боли, чтобы получить обезболивающее. Она кричала и корчилась и в итоге добилась своего. Ей ввели морфин. Наконец-то она почувствовала себя лучше. Стала рыться по карманам в поисках телефона, но не нашла, тогда она вышла из палаты и спросила у медсестры, откуда можно позвонить. Ей дали трубку, уложили обратно на койку и поставили капельницу. Вену еле нашли. Все ее вены были очень глубоко под кожей, и на поверхности красовался след от инъекции героина. Когда ее спросили, что это такое, Настя сказала, что просто сдавала анализ крови на сахар. Ловко соврала! Капельницу она тут же сняла. Мать не брала трубку по-прежнему, и Насте ничего не оставалось, как дождаться выписки, благо что кайфа хватало в организме. День в стационаре прошел мучительно медленно. Секунда за секундой… секунда за секундой… И каждая как вечность.
У соседки по палате она взяла почитать томик Анны Ахматовой. А та стала сыпать вопросами в духе «ты самоубийца?», «ты наркоманка?». Настя пыталась сначала ее игнорировать, но та была слишком тупой, чтобы понять, что игнор означает нежелание разговаривать, а не непонятливость или желание поболтать,