Книга Забытое слово - Оксана Николаевна Виноградова

были мужчины. А то он, бедненький, этого не знал!

Разводиться не стали, решили начать «с белого листа».

«Белый лист» Захар начал с пьянства. Работал он посменно, четкого графика не было, и поэтому я терялась в догадках: пьет или работает? Так продолжалось почти месяц. В пьяном виде Захар переставал себя контролировать: говорил глупости, сочинял небылицы, разыгрывал целые представления, которым, надо сказать, я по привычке подыгрывала. Доходило до рукоприкладства с обеих сторон, но никто не был в обиде.

Я мечтала о том, что выдастся благоприятный случай, и я разведусь. Каким должен быть этот «благоприятный случай», я точно не знала.

Весенним утром я, придя на работу, ощутила ноющую боль в правом боку. В обед позвонила мама и пригласила меня на ужин. Так как муж ушел на сутки, я согласилась.

По дороге к маме меня вырвало. Есть не хотелось, но, чтобы не обижать ее, затолкала в себя котлету.

– Да что с тобой? – не выдержала мама, видя мой унылый вид.

– Отравилась я. Живот болит, и тошнит что-то.

– Мне кажется, у тебя температура. Принесу градусник, померяешь?

– Тащи.

Температура оказалась 37 с половиной.

– Смешная температура, – протянула я маме градусник.

Мама взглянула, потрогала меня и предложила вызвать скорую.

– Зачем? – искренне удивилась я.

– У тебя живот болит.

– Несильно. И температура маленькая.

– Надя, давай вызовем, хуже не будет.

– Нет, мама, не поеду я никуда!

Включили телевизор. Шло выступление врача-психотерапевта. «Разводы – это неизбежность, – говорил он. – Но не надо бояться их. Благодаря экономическим преобразованиям россияне могут осуществить свою давнюю мечту – гостевой брак. Этот термин дала нам Франция. Супруги имеют две квартиры и живут раздельно, навещая друг друга два-три раза в неделю. Вроде и женаты, и свободны одновременно. Так, кстати, живут Мавроди – учредитель и владелец АО „МММ“ и его жена фотомодель Елена…»

Еще немножко посидев и послушав специалиста по любовным делам, я ощутила, что от сильной боли не могу разогнуться.

Набрали телефон скорой. Там вежливо ответили, что водители скорой помощи бастуют и выезжают только к маленьким детям.

Мама взяла меня под руку, и мы побрели в сторону городской больницы (благо она находилась недалеко).

Это было желтое здание, и в разговоре люди часто так и говорили: желтая больница. Это та самая больница, где я лежала после неудавшейся беременности, и я еще тогда поняла, что это – особенная больница. Туда привозили раненых бомжей, алкоголиков в коме и просто всех, у кого очень непредвиденно что-то случалось с организмом. Врачи там тоже были особенные – от них часто несло медицинским спиртом. Сами они о своем месте работы говорили: «Первая истребительная». Мне в прошлый раз повезло – Королева была трезвая, а девчонке, поступившей на следующие сутки, повезло меньше: докторше коридора было мало и стены казались узкими. Поэтому свое дело она доверила какой-то медсестричке и следующей ночью «перечищала» девчонку сама, так как медсестричка, понятно, напортачила.

В приемном покое меня осмотрел врач Зимин (как он представился) и сказал, что резать надо немедленно.

Я понюхала врача и со слабой надеждой спросила:

– Может, утром?

– Сейчас.

– Я кушала.

– Прочистим.

– Может, у меня по-женски что-то?

– Вырежем и посмотрим.

Когда вырезали и посмотрели, первичный диагноз подтвердился.

Операцию делали вечером, а утром я уже любовалась на свой шов: огромный, с полживота. Такой даже трусами не прикрыть. «Придется теперь совместный купальник покупать», – с грустью подумалось мне.

Потом меня пришел навестить муж, после него прибежала Варюшка, потом – мама с папой и Дашей. Все своим долгом считали развеселить меня, и я смеялась так, что чуть швы не разошлись.

Пролежала неделю, а когда выписали, оказалось, что мне больно нагибаться, ходить, стоять. Потом пришла хозяйка квартиры, которую мы снимали, и попросила съехать. Дала на сборы две недели. Захар побежал к своей мамочке, и та уговорила его жить у нее. Со мной, естественно.

Против течения я плыть не стала и согласилась.

Помню наш последний вечер в съемной квартире, когда мы уже уложили все вещи и свернули потрепанный палас в рулон: я и Захар вышли на балкон покурить. Было темно и необычайно, почти по-летнему, тепло.

– Всё, Захар, – сказала я, затянувшись.

– Что – всё? – не понял он.

– Всё – это значит помидоры завяли. До этого момента в наших отношениях можно было что-то исправить в лучшую сторону, а теперь – нет. Остался вопрос времени.

– Ну что ты, львеночек, у нас сейчас все хорошо, а будет еще лучше.

Глупец.

У свекрови

– Лентяйка она, ничего не делает! И картошку чистить не умеет: по сантиметру кожуру срезает. Что ни делает – все халтура!

– Мам, ну больно ей пол мыть после операции, знаешь же!

– Захар, мне тоже вырезали аппендицит, так я через три дня как огурчик бегала!

– Мама, ей очень большой шов сделали, хирург даже в поликлинике сказал: «Как это вас так располосовали?»

– Но картошку-то можно по-человечески чистить… – зашипела вновь Екатерина Юрьевна.

– Ладно, я скажу ей об этом…

Они не знали, что я давно выключила воду в ванной комнате и мне все отлично было слышно. Я постояла еще немного, дождалась, когда щелкнула входная дверь (это значило, что мамаша Захара с отчимом ушли на работу), и вышла.

– Надь! – донесся с кухни голос Захара.

– Знаю! – ответила я. – Не буду я по два часа картошку чистить! Она уже вялая, и у твоих ее столько, что в этот год можно и не сажать.

– Они продадут!

– Сказала – не буду!

– Да я вообще не о том, – Захар вышел с кухни. – Я тоже плевал на эту картошку. Пойдем почистим ее по-быстрому, пока они не видят.

– Если сейчас почистим, а варить поставим только вечером, она невкусная будет.

– Что же делать?

– Приду после двух и почищу.

Я пошла одеваться на работу. Захар только пришел после смены, и ему полагалось выспаться.

Спать он не стал и побежал пить к друзьям. Спорить с ним было бесполезно. Да я и не могла позволить себе опуститься до того, чтобы умолять его не пить, не гулять, не говорить глупостей; и его мать ставила мне это в вину, говоря, что он из-за меня сопьется и «сошляется», т. е. кончит тем же, чем и его родной отец.

– При чем тут я? – спросила я как-то Екатерину Юрьевну. – Не буду же я в компании при всех у него стопку с водкой вырывать.

– Вырывать не надо, а пнуть ногой под столом можно. А можно и самой больше пить – ему